Крепко стиснув губы, Назаров вышел на улицу и вдохнул воздух полной грудью.
Весна… Которая по счету весна, которая проходит мимо, как вся его жизнь. Которая же? Десятая? Да, пожалуй, что так. Десять лет душевных экзекуций, десять лет изнуряющего одиночества, вынужденной изоляции от всех и всего. Это тот срок, к которому он сам себя приговорил, похоронив двух своих лучших друзей Ивана Самойлова и Серегу Станового…
Операция в ту ночь казалась пустяковой. На пульт поступил сигнал о взломе складского помещения мебельной фабрики. Вневедомственная выехала, вернулась ни с чем. Все, говорят, тихо. Только угомонились, снова сигнал. И следом телефонный звонок. Запыхавшийся сторож звонил и что-то кричал о взломе и пистолетах. Потом отключился, и ехать пришлось уже им.
Их было четверо в ту ночь: Иван Самойлов, Серега Становой, Степка и он.
Они подъехали к складу на окраине города и рассредоточились. Назаров Александр Александрович, тогда еще старший лейтенант, был их начальником. Они рассредоточились, желая взять злоумышленников в кольцо, если, конечно, таковые имелись. Как оказалось, имелись… И не один, и даже не два, а целая преступная группа, которая с двух выстрелов уложила его ребят и беспрепятственно скрылась. Сторожа потом тоже нашли, но с аккуратной пулевой дырочкой в сердце…
Никто не был виноват в их смерти, кроме скрывшихся преступников. На них мог нарваться и он, и тот же Степка, но судьба распорядилась иначе. Многие говорили потом, что им нужно было держаться вместе, а не разбиваться поодиночке. Назаров хотел им возразить и объяснить, как на самом деле обстояло дело, но его не стали слушать.
Ребят похоронили героями. Степку, который кого-то даже преследовал, но упустил, тоже причислили к героям. Один Назаров остался в изгоях. Его сняли с должности и потихоньку вытеснили из отдела, а потом и из отделения. Пришлось переводиться в соседний райотдел и влачить там нудные будни в участковых. А вот Степка остался, и занял его место, и, кажется, неплохо на нем обжился…
Назаров медленно пошел по аллее, обсаженной кизильником. Кустарник сильно разросся, скрывая почти полностью проезжую часть. Но Степка все равно его углядел, и остановился на новенькой «Ниве», и засигналил пронзительно, приглашая сесть в машину. Пришлось продираться сквозь лохматые кусты и усаживаться с ним рядом.
— Чего пешком-то? — искренне изумился Степка, сворачивая на улицу Нахимова. — Сказал же, подвезу.
— Да ладно, прошелся бы… — вяло ответил Сан Саныч, отворачиваясь к окну. — Ты меня у магазина высади, поесть чего-нибудь перехвачу.
— Все в холостяках? А как же Танюша? Так и не вернулась к тебе? — Степка на полном ходу пролетел на светофор и строго погрозил кулаком метнувшейся к бордюру старушке. — А я вот женился уже пять лет как. Детей, правда, нет. Боюсь я… Вдруг, как ребята… У них ведь детворы по двое на рыло было, кажется… Кому они, кроме отца, нужны-то…
Назарову очень хотелось дать Степке в морду. Прямо в сытую, пышущую довольством морду. И чтобы не выделывался он перед ним, и чтобы не вспоминал того, чего не надо. Танюшку он вспомнил, гад! А как к ней подкатывался, когда Назаров уезжал в командировки, забыл? И как уговаривал бросить его, недостойного, и соединить свою жизнь с ним — со Степкой, — удачливым и крутым… Сволочь…
— А жена у меня журналюга, Саня! Видал! Не училка там какая-нибудь или врачиха недоученная, таблетки-мандетки там разные, а журналист! И в издании солидном работает, и деньгу приличную зарабатывает, — продолжал распинаться Степка, безбожно игнорируя все дорожные указатели. — С виду, правда, Таньке твоей уступает, но тоже ничего, стройная.
— Останови, — попросил сквозь зубы Назаров и кивнул на супермаркет: — Пойду я.
— Ага, — не стал спорить его бывший подчиненный и лихо притормозил около автобусной остановки. — Я че хотел спросить у тебя, Саня…
Назаров уже выбрался на улицу и стоял теперь на бровке тротуара, нетерпеливо поигрывая дверным замком. Степкиных вопросов он опасался. Они частенько несли в себе скрытый смысл. Брякнешь что-нибудь невпопад, а потом сиди и ломай голову, где ты с ним облажался.
— Ребята болтали, что на участке у тебя неспокойно, — вдруг проговорил Степка.
— У меня?! — сказанному Назаров удивился, только вчера он получил от начальства благодарность за относительно благополучную обстановку. — Ты что-то путаешь, Степа. У меня все в порядке. Все в предельно допустимых концентрациях.
— Самогонку гонят? — широко ухмыльнулся Степка.
— Гонят. Продают потихоньку. Наркотиков нет, проституток тоже. Пара притонов имелась, прикрыл. Трусы с веревок не воруют, если ты об этом.
— А старушки? — вдруг насторожил его Степка.
— Что — старушки? — Назаров мгновенно собрался и нетерпеливо уже посмотрел на часы. — Пора мне, Степа. Кушать очень хочется, я же сегодня без обеда.
— Так что там со старушками? — не хотел униматься его бывший подчиненный. — Слышал, осаждают они тебя последнее время. Или вымирают, что-то я не так хорошо понял из беседы.
Сан Санычу все сразу стало понятно. Это Виктор Авдонин — сосед по кабинету — наверняка проговорился. Не нужно было при нем… Молодой он, смешливый. Все-то у него несерьезно, все лажей отдает. Одно слово — зелень! Пришел перекантоваться на время призывного возраста, вот и прикалывается. Сидел за своим столом прямо за спиной у пожилой женщины и делал ему — Назарову — страшные глаза, а потом ржал еще с полчаса, когда та ушла. Он так и сказал тогда: весенний мор на старушек объявлен… А Степка тут же возбудился, своего криминала ему мало, нужно еще из соседних районов прихватить. Выслуживается, мерзавец…
— Так что там со старушками? — повторил Степан и завел мотор.
— Все в порядке. Ничего страшного, кроме маразма, разумеется. Спи спокойно, Степа, — порекомендовал ему Назаров со смешанным чувством неприязни и облегчения от того, что вот сейчас Степка уедет, и он его еще, наверное, лет десять не увидит, а если повезет, то и вообще никогда.
Степан принужденно рассмеялся и уехал, оставив Назарова столбом стоять на автобусной остановке. Нет, он поначалу собирался прямиком двигать в магазин, но, заметив «пятнадцатый» автобус, замер. А вдруг Вера Ивановна на нем сейчас приедет. Не беда, что каникулы, ее могли просто вызвать в школу по какой-нибудь причине. Вдруг приедет…
Автобус подъехал, содрогнулся большим оранжевым телом, сердито вздохнул и распахнул облупившиеся двери.
Верочки не было. Конечно, каникулы же. Наверняка дома со своим мальчишкой. Славный мальчишка. Голенастый и вихрастый, с постоянной настороженностью на смуглой мордахе. Назаров тоже о таком мечтал в свое время. О таком сыне. Пусть бы огрызался и уроки прогуливал. И мешок свой бесформенный, которым теперешняя молодежь заменила портфели, бросал бы всякий раз у порога. И даже двойки пускай бы таскал из школы. Лишь бы… Лишь бы он просто был, господи!..
Это назаровская несбыточная мечта номер один. А вторая… А вторая звалась Верочкой Хитц, и была она еще более несбыточной, чем первая.
Он взял в руки металлическую корзинку и вошел в отдел. Долго бродил по огромному залу, натыкаясь на загруженные доверху тележки, которые толкали перед собой озабоченные люди. Что можно каждый день набирать в таком количестве? Он присмотрелся. Какие-то яркие шуршащие упаковки, бутылки с кетчупом, упаковки печенья, сосиски, масло… Как, оказывается, много нужно семейным людям. Ему вот достаточно пакета молока, батона, пары пакетов супа и десятка яиц. Колбасы и сыра он купил еще позавчера и пока не успел все съесть. Аппетита в последние дни совершенно не было. Выходил с бутербродом и кружкой кофе на балкон, свешивался через перила и подолгу смотрел на затихающий к ночи город. И кофе безнадежно остывал, и бутерброд оставался забытым.