Тем не менее, увидев большую яхту, в первую минуту Сьюзен подумала, что это Джордж Максвелл послал кого-то ей на выручку, и попыталась бежать. Но Уайлдер успел схватить ее и встать между нею и… теми, кто там был. И сразу же подсознательно Сьюзен поняла: он защищал ее. Как она и предполагала — и Фрэнк подтвердил это, — он боялся за нее. Его выдали голос и глаза.
Сколько ни ломай голову, объяснить поведение Уайлдера она так и не могла. Допустим, ему приказано не только сохранить Сьюзен живой, но и вполне здоровой. Пусть так, но зачем он опекает ее, словно малое дитя? С другой стороны, трудно поверить, будто это единственная причина его обеспокоенности. Достаточно вспомнить, что Уайлдер заботился больше о Сьюзен, чем о самом себе. Разве это не противоречит всем представлениям об обыкновенном уголовнике, которые бытуют среди обывателей?
Что было бы, окажись на большой яхте в самом деле люди, посланные Джорджем Максвеллом? Уайлдеру грозила бы серьезная опасность, его могли убить или арестовать. Но его первая мысль была о Сьюзен. Фрэнк бросился за ней, чтобы укрыть, спасти, и, хотя его наверняка разозлила ее жалкая попытка сбежать с яхты, он не обошелся с ней как жестокий садист, не выместил на ней свою ярость.
Он не столкнул ее вниз по трапу, не запер в каюте, предварительно связав по рукам и ногам и забив кляпом рот, хотя преспокойно мог бы поступить с ней именно так, учитывая возникшие обстоятельства. Фрэнк просто посоветовал ей сделать то, что, по его мнению, могло бы уберечь ее от опасности, и заверил, что ничего плохого с ней не случится, если она последует его совету. А потом он вдруг поцеловал ее в щеку с такой нежностью, что Сьюзен подумала было, не приснился ли ей сон. Но нет, все произошло наяву.
К чему обманывать себя, ее тянет к Уайлдеру с первой минуты, и это влечение крайне настораживало и беспокоило Сьюзен. Ей удавалось владеть собой, душить в себе разгорающуюся страсть, пока она видела в нем источник смертельной опасности. Но вот он коснулся губами ее щеки, доверительно, как бы давая некую священную клятву, и Сьюзен не могла уже больше считать его злодеем. Удерживать его на расстоянии становится все труднее и труднее. Сегодня вечером он не поставил ее перед выбором, но завтра…
Она может сколько угодно проверять и перепроверять свое заключение, что Фрэнк вовсе не преступник, и опять подвергать все сомнению, однако если минувшие дни чему-то ее научили, так это пониманию очевидной истины: завтра у нее не будет никаких сил сопротивляться неизбежному. Пока все идет не так, как она предполагала. И Уайлдер не перестает удивлять ее.
Так почему бы не воспринимать действительность такой, какая она есть? Вероятно, Сьюзен чувствовала бы себя намного лучше, если бы спокойно высыпалась по ночам, вместо того, чтобы мучительно рассуждать, что принесет день грядущий. Ей решительно не о чем беспокоиться — Уайлдер позаботится о ней и сообщит, что делается наверху, когда сочтет нужным. А пока можно и отдохнуть. В любую минуту ей могут потребоваться силы. Для побега или… чего-то там еще…
— Они снялись с якоря примерно час назад, — доложил Уайлдер на следующий день вскоре после полудня. — Как вы думаете, не отправиться ли нам на остров? Хотя бы просто побродить по берегу? Не знаю, как вы, а я явно засиделся — готов на стену лезть от безделья.
— Но ты-то по крайней мере был на солнце да на воздухе, — буркнула себе под нос Сьюзен. Она подвинулась на ступеньке трапа, чтобы Фрэнк мог выйти через люк, и продолжала сидеть, упершись локтями в колени и положив подбородок на руки.
— Вы что-то сказали? — спросил Фрэнк, опускаясь рядом.
— Ничего особенно приятного для вас, — огрызнулась она. Но, опасаясь, как бы Уайлдер не передумал свозить ее на остров, поспешила добавить беззаботным тоном: — Прогуляться по тверди земной — это замечательно. Надеть куртку или свитера достаточно?
— Лучше свитер. Небо чистое, теплое, и мы вернемся до наступления темноты.
— Ну, тогда мне осталось надеть кроссовки, и я буду готова.