Что-то смутно знакомое почудилось Делии в его фигуре, манере держать себя, даже в том прищуре, с которым мужчина смотрел на нее, подходя все ближе. Но вместо радостного волнения, в душе почему-то поднялся страх, заставивший женщину зябко поежиться и запахнуть плащ, обнимая себя руками. А потом и сделать пару шагов назад.
Ей бы убежать, но что-то все равно держало ее на месте. Тревога сплелась с ожиданием, страх с неясным томлением и надеждой, повергая душу в смущение. Слишком противоречивым был коктейль эмоций, овладевший ей. А еще показалось, что вот-вот она что-то вспомнит. Станет хоть на шаг ближе к разгадке тайны, кто она такая и откуда здесь взялась. А чтобы узнать это, Делия была готова даже встретиться лицом к лицу со своим страхом, который медленно, но неумолимо надвигался сейчас на нее.
Подошел, остановившись всего в двух шагах. Высокий, хорошо сложенный. Сильный. Красивый. Чужой, опасный… родной.
— Эрин… Ты узнаешь меня? — голос мужчины еле заметно дрожит от волнения.
Секунда… другая… тишина в ответ. Мимолетная искра узнавания в широко раскрытых карих глазах. А потом спокойное, неспешное, почти равнодушное:
— Я узнаю тебя Рональд Альбрехт Дорс, виконт Анрейский. Но видеть тебя не желаю.
А потом женщина, все так же кутаясь в плащ, развернулась и медленно пошла вверх по тропе, поднимаясь на холм. Однако стоило ей пройти всего несколько шагов, как силы внезапно ушли и она покачнулась, теряя опору под ногами. В глазах потемнело, а к горлу подступила тошнота от непереносимой боли, казалось, раскалывающей голову пополам и приносящей с собой быстро сменяющие друг друга образы восстановленной памяти.
Колени ослабли, во рту появился противный привкус горечи, а сердце сжалось от боли, разочарования и обиды. Но милосердная пелена обморока укрыла прежде, чем горе выплеснулось наружу безудержными рыданиями. Лишь две слезинки скатились по щекам, когда вовремя подоспевший мужчина успел подхватить потерявшую сознание жену, распугивая гнездящихся на скалах птиц отчаянным криком:
— Эри!!!
Эрин.
В себя пришла лежа в знакомой келье, ставшей уже родной за последние полгода, на своей собственной кровати. Рядом никого не было. На какой-то момент даже подумалось, что мне все это только приснилось: море, корабль, незнакомец, оказавшийся никем иным, как Роном. Мое отчаяние и боль, пришедшие вместе с лавиной накрывших сознание воспоминаний о прошлой жизни.
Но нет, не приснилось. Я же вспомнила! Разом и все… Но тогда где… он?
Стоило подумать о Роне, как входная дверь отворилась, являя моему взору неожиданное и совершенно сбивающее толку зрелище. В келью зашел мой муж… мой убийца, с величайшей осторожностью неся в руках поднос с завтраком. Дымилась, исходя ароматным паром, пшенная каша, сваренная на козьем молоке. Мягкую даже на вид булочку, казалось, только что вынули из печи и положили на тарелочку с запечным в меду яблоком. Травяной отвар в небольшом глиняном чайничке и крутобокая кружка завершали натюрморт.
Уж что-что, а голодом меня здесь никогда не морили. И даже увеличили рацион, максимально его разнообразив, стоило только сестрам узнать о моем деликатном положении. Сами жрицы в еде были довольно непритязательны, довольствуясь тем, что удавалось вырастить на здешней плодородной почве, а так же подношениями, привозимыми с собой изредка навещающими остров паломниками.
Но вот увидеть в качестве заботливой сиделки человека, от которого я меньше всего ожидала проявлении заботы, было настолько удивительно, что я даже растерялась. Рон же, как ни в чем ни бывало, поставил поднос на прикроватную тумбочку и опустился на стул рядом, не сводя с меня глаз.
Это заставило меня собраться с мыслями и чуть отодвинуться в сторону. Я не доверяла ему. Не после того, что он сделал… как поступил. Тогда он тоже пришел меня спасти, был нежен и заботлив. Вначале. А потом просто хладнокровно прирезал, предварительно использовав мой дар, чтобы пополнить резерв.
— Ешь, — кивнул в сторону принесенной еды, отвечая прямым спокойным взглядом на мой настороженный. — Ты можешь сердиться на меня сколько угодно, но голодать при этом — плохая идея. Тебе нужно набраться сил.
— Что, даже не отравлено? — не смогла удержаться от едкой насмешки я.