Надо сказать, его уроки достигли своей цели: в то время, как наши сверстники во всю куролесили, наслаждаясь веселыми гулянками и кратковременными интрижками, мы все свое время посвящали учебе, развитию магического дара, оттачиванию боевых навыков, передававшихся в нашей семье из поколения в поколение.
Это уже во времена службы во дворце, я позволил себе некоторые послабления в общении с прекрасным полом. Но и тогда всегда помнил о том, что долг и честь всегда стоят на первом месте. За что и поплатился позже, ценой своего дара спасая короля (имя!) от покушения. Хотя, это вполне могла бы быть и моя жизнь. Мне просто фантастически повезло, что в родовом амулете еще оставались крохи магии жизни, которые помогли мне выжить во время покушения и позже не сойти с ума, осознав потерю магического дара.
Навсегда.
Но, как бы то ни было, я никогда не сожалел о сделанном тогда выборе. И если бы все повторилось вновь, поступил точно так же. Есть вещи и принципы, которые не меняются. Не смотря ни на что.
Но, похоже, эти уроды о подобном и не слышали, иначе вряд ли посмели бы напасть на ребенка! Неужели здесь настолько продажные стражники? Или просто в Тиене знати действительно разрешено слишком многое?
Подобные мысли беспокоили, но не это волновало меня сейчас больше всего, а состояние идущей рядом со мной девушки. Эрин держалась молодцом, хотя чувствовалось, что сохранять спокойствие ей стоило больших усилий. Азарт боя схлынул, пришел откат, пока еще сдерживаемый силой воли и присутствием ребенка.
Девочка вцепилась в Эрин, стоило той только руку протянуть. И теперь не отзолила от нее ни на шаг. Видимо присутствие спасительницы дарило чувство защищенности ее, хотя она все равно время от времени тихо всхлипывала. Испугалась произошедшего сильно.
Однако тихое хныканье переросло в полноценный громкий рев, стоило нам только переступить порог участка и столкнуться в приемной с растерянным, весьма шумным семейством. Сердитый мужчина громко требовал у дежурного немедленно отправить на чьи-то поиски стражу, а заплаканная женщина, сидя в уголочке на стуле, прижимала к себе двух капризничающих близнецов.
Тут же выпустив руку Эрин, девочка, не прекращая рева, с громким: «Папа!» побежала на встречу рванувшемуся к ней мужчине.
Дальнейшего развития событий мы не увидели, так как патруль проводил нас в отдельную комнату, где после краткого допроса о произошедшем, нас к моему удивлению, не отпустили. Даже штраф не предложили заплатить, а просто объявили, что по указу градоначальника на время проведения праздника, всех нарушителей общественного порядка приказано запирать до утра. После чего, не слушая возражений, под конвоем проводили в камеру.
Не слишком большое помещение с тремя каменными стенами и кованой решеткой, вместо четвертой. Через нее-то и просматривались другие камеры, расположенные напротив. Одни были пустыми, в других кто-то сидел, ходил или лежал на прикрепленных к стенам звеньями деревянных нарах. Несколько факелов, развешанных на стенах коридора, давали тусклый свет, и к тому же, заметно чадили.
Пожилой охранник, затворявший за нами решетку и запиравший замок, посмотрел на Эрин, зябко обхватившую плечи руками. Несмотря на то, что лето еще не кончилось, в подземелье царила ощутимая прохлада.
Вздохнув и покачав головой, он ушел, но почти сразу же вернулся, неся в руках тонкое шерстяное одеяло. Свернув его поплотнее, охранник пропихнул одеяло сквозь перекрещенные прутья решетки, и окликнул мою спутницу:
— На-ка, возьми, а то совсем замерзнешь. Ночи здесь холодные, а камеры не слишком предназначены для таких хрупких дамочек.
— Спасибо… — Эрин заметно удивилась, но отказываться от столь щедрого предложения не стала. Тем более, что ее уже ощутимо начало потряхивать.
Вот только, думаю я, вовсе не от холода. Больше всего состояние женщины сейчас походило, на «отходняк» после эмоционального выплеска. Или хорошей драки. А у Эрин и того и другого сегодня было более чем достаточно. Как бы не случилось истерики: понятия не имею, как мне ее тогда успокаивать.
Но опасения оказались напрасны. Спутница моя и не собиралась громко рыдать и плакаться о своей несчастной доле, что еще более вызвало мое неподдельное к ней уважение. Вместо этого она просто замкнулась. Села на деревянный лежак, накинула на плечи одеяло и замерла, глядя прямо перед собой. Вот только лихорадочно бегающий по сторонам взгляд и заметно подрагивающие руки слишком хорошо выдавали, что до настоящего спокойствия там ой, как далеко.