Первые подводы ранеными пришли ближе к обеду. В течение этого дня я не раз порадовалась, что так и не успела поесть, потому по первости что смотреть на открывшееся мне зрелище без содрогания и спазмов в желудке было невозможно. Потом как-то привыкла, постепенно абстрагируясь, и уже не так остро воспринимая.
За годы работы в лазарете и практики при хирургическом отделении городской больницы я не раз видела травмы разной степени тяжести. Была свидетелем, а после и помощницей на многих операциях и думала, что привыкла к виду крови. Даже разрезанные мышцы и внутренние органы не пугали меня своим видом, вызывая профессиональный интерес и жажду познания.
Но теперь, глядя на открытые рваные раны; животы, внутренности в которых оставались на месте только благодаря амулету краткосрочной стазисной заморозки; перевязанные окровавленными бинтами культи, на месте некогда здоровых, крепких рук и ног, меня откровенно мутило.
Мы работали не покладая рук, принимая и размещая раненых, а подводы всё шли и шли. В лагере не осталось никого, кто не был бы задействован в этой тяжёлой и скорбной работе. Разве что несколько человек с полевой кухни остались на своих местах. Пусть мы о еде пока и не помышляли, но раненых всё равно требовалось кормить. Да и персонал госпиталя на одной силе духа и патриотизме долго не протянет. Для остальных же дел нашлось более чем достаточно.
Крепкие местные мужики, присланные для тяжёлых работ при госпитале, споро и аккуратно выгружали раненых и размещали на подготовленных лежаках. Они же по требованию переносили самых «острых» в операционный шатёр.
Самые опытные из лекарей и помогающие им медсёстры работали на пределе сил и возможностей, часами не отходя от хирургического стола.
Я же, в первый день определённая на испытательный срок в санитарки, под руководством Тильды носила, убирала, подавала, бинтовала, выполняла поручения лекарей и руководила помощниками.
И хоть работы было много, я всё чаще поглядывала в сторону стоящего поодаль, похоронного шатра, в который время от времени кого-то уносили. Иногда рядом с ним появлялся высокий, худой мужчина в чёрном балахоне и некоторое время зачем-то ходил вокруг. Колдовал или просто там бродил по своим интересам, я так и не поняла.
Как узнала позже, погибших не закапывали в ближайшем лесочке, а под чарами заморозки отправляли в столичный морг, где родственники могли забрать тела и похоронить их по своим обычаям. Тем же, кто остался неопознанным, устраивали огненное погребение за счёт города.
День и ночь пролетели незаметно. Один раз меня даже отпустили ненадолго поспать, но я так и не смогла себя заставить закрыть глаза. Стоило только опустить веки, как перед внутренним взором вставали картины виденного сегодня кошмара. Поэтому, вместо того, чтобы на час прилечь и отдохнуть, я достала из запасов, привезённых с собой, предпоследний амулет-накопитель и опустошила его почти наполовину, возвращая себе какое-то подобие бодрости и сил.
Вообще-то я взяла их с собой десять штук: хотела отдать Максимилиану, вдруг ему понадобится? Но видя творящееся вокруг и понимая, как острая нехватка магической энергии ограничивает возможности целителей и снижает шансы оперируемых на благополучный исход, собрала восемь штук и отдала их Эриху Ленцу с просьбой использовать по назначению.
Вот просто подошла и отдала. Даже внимания не стала обращать на его усталый, мрачный и даже в чём-то подозрительный взгляд, встретивший меня, стоило к нему приблизиться. Но накопители взял и даже кивнул благодарно. И то хлеб. Я же не ждала от него благодарственных речей, вот и не дождалась. Но мне уже было всё равно. Работы было ещё много, ей-то я и занялась.
И вот теперь, не удержавшись, потратила один из двух оставшихся амулетов на себя, твёрдо решив, что последний уж точно передам по назначению.
Второй день был менее суетливым, чем первый, но всё равно довольно напряжённым. Умерших за ночь, мужчины относили в похоронный шатёр. Тех, кто мог перенести долгую дорогу до столичного госпиталя, мы готовили к отправке на поезд: переодевали, меняли повязки, кормили. Остальным, находящимся ещё в довольно тяжёлом состоянии, оказывали необходимую помощь и уход. Некоторые ещё до сих пор ждали операции. Некоторые её так и не дождались.
В первый день, пока магии и амулетов хватало, лекари ещё пытались ставить людей на ноги. Но когда она вновь начала заканчиваться, а подводы с поступающими ранеными — нет, стали экономить, используя целительский дар только в самых тяжёлых случаях, когда без этого у человека не оставалось шансов выжить. Останавливали внутреннее кровотечение, сращивали повреждённые внутренние органы, лечили тяжёлую контузию.