Каждый российский обыватель, встретив людей с такими знаками, имел право убить их, хотя бы только для того, чтобы получить сильное впечатление или проверить меткость своего огнестрельного оружия. Арестанты, имеющие такие знаки, были признаны судом за «вечных» арестантов и были поставлены вне закона.
Таких, собственно, подонков общества имели мы в лице наших работников, с которыми мы плавали и работали на озере Шира.
Однако были это люди очень учтивые, трудолюбивые и чувствительные. Может быть излишняя впечатлительность, чрезвычайная легкость и способность к раздражению являлись, собственно, причиной их необузданных и кровавых поступков. Местное общественное правосудие, вместо больницы или школы выбрало для них местонахождение в тюрьмах, разрушающих моральные понятия, в каторгах или местах тяжелых принудительных работ.
Особенно приятным в общении и совместной жизни был Гак. Всегда спокойный и трудолюбивый, благодарный за каждое проявление человеческих чувств, с его точки зрения, был он незаменим при работах на воде. Он был некогда моряком, знал и любил воду, и чувствовал себя в ней, как в собственной стихии. Плавал, как рыба, нырял, как дикая утка.
Когда однажды мы упустили наш «лаг» для измерения глубины, Гак взялся помочь нам в этом несчастье. Взяв тяжелый камень, он вместе с ним опустился на дно озера, глубина которого достигала восьми метров, распутал шнур, который зацепился за обломки камней, скатившихся с Кизыл-Кая, и достал тяжелый инструмент.
Гак умел замечательно ловить турпанов.
Было просто невозможно подплыть на лодке к этим чутким, угрюмым птицам. Поднимались же они в воздух выше возможности достать их из ружья. Гак же в одно воскресенье добыл для нас несколько этих птиц.
Он взял плотный мешок, перебросил его через плечо и пошел. Когда я узнал, что он идет за турпанами, пошел с ним вместе. На северном берегу озера, где в озеро впадал ручеек, он снял одежду, взял мешок, нарвал достаточное количество тростника, чтобы он закрывал сверху его голову, прикрепил мешок к шее, а сверху велел набросать травы и вошел в воду. Наткнувшись на глубокое место, он поплыл, сохраняя над головой видимость маленького островка, который медленно двигался к небольшой стайке турпанов, кормящихся на озере. Вначале птицы, внимательно оглядываясь, начали отплывать от незнакомого предмета, но убедившись что это островок тростников, уже не обращали внимания.
В это время «островок» доплыл до ближайшего турпана, который даже щипнул один из стеблей, но спустя мгновение крикнул пронзительно и исчез под водой. Остальные с видимым удивлением осмотрелись, но, не видя опасности, успокоились. Спустя несколько минут исчезла вторая птица, а затем третья.
Островок начал двигаться в сторону берега и через некоторое время из воды вынырнула фигура Гака, мастерски выбрасывающего руки и плывущего очень быстро в сторону тростников.
Вскоре он уже был на берегу, а в его мешке было три турпана, которых он схватил за ноги на озере, втянул под воду и сунул в мешок, где они утонули.
— Нужно снять шкурки еще сегодня, так как птицы испортятся, и тогда все ваше удивительное искусство плавания и ваши старания останутся тщетными.
— Нож? — спросил Гак. — Сейчас дам.
С этими словами он дотронулся до своих нагих бедер и там, где от бедренного сустава начинается живот, оттянул кожу. Я заметил небольшое отверстие, в которое Гак запустил два пальца и вытащил длинный тонкий нож и маленькую пилу. Это был «карман», сделанный в собственной коже «вечного заключенного».
— Мы, старые арестанты, почти всегда подвергаемся такой операции! — объяснил он мне с хитрой улыбкой. — Иначе нельзя! Ведь, чтобы сбежать из тюрьмы, нужно перепилить решетки, а порой, и кандалы. Чтобы защититься от надзирателя или солдат, преследующих нас, нужно иметь оружие.
Поэтому всегда носим с собой это «перо» — тонкий и острый как бритва нож, которым легко «шить» (на тюремном жаргоне означает резать) человека.