— Пойду проведать коня! — произнёс я, выходя из избы.
Я быстро выскочил на подворье и выглянул из-за угла дома. Увидел хорошо одетого мужчину, который, засмотревшись в окно, уже не обращал никакого внимания на то, что происходит рядом с ним.
Теперь я уже знал наверняка, что в этом безлюдье происходит что-то серьезное.
Вернувшись в избу, я отправился отдыхать. Долго ещё слышал, как тут же, за перегородкой, плакала и молилась печальная женщина с трагичным лицом; заснул я среди шепота её горячих, страстных молитв, обращенных к Богу, который посылает утешение и желание жить.
Проснувшись утром, я напился молока и, взяв ружье, якобы с намерением поохотиться, вышел из хаты. На склоне горы, за деревней, я спрятался в кустах. Видел, как толпа мужиков и баб, набожно крестясь, выходила из домов, а затем направилась окольной тропой к лесу. Вскоре после них, из избы вышла незнакомка и последовала той же тропой в лес. Переждав, пока все удалились, я двинулся их следом. Уже было у меня позади около трех километров этой лесной тропы, когда меня остановил внезапный треск в кустах и шум шагов. Я поднял ружье.
— Подождите стрелять! — раздался звучный интеллигентный голос, и из кустов вышел тот самый человек, который прошедшей ночью подглядывал в окно избы. Я узнал его по одежде и маленькой, хорошо ухоженной бородке.
Я вопросительно посмотрел на него. Он понял и с отчаянным движением руки шепнул:
— Не могу ничего говорить, не могу, не смею… Но знаю, что произойдёт большое несчастье!..
Из-за этого отчаяния и тревоги, не чувствовал я себя вправе расспрашивать его; только, угощая его папиросой, спросил безразлично:
— Куда ведет эта тропа?
Он поднял на меня встревоженные глаза, но ответил:
— К маленькой сектантской часовне «Скита», где будет происходить богослужение…
— До свидания! — попрощался я и вышел на истоптанную многими ногами тропу.
Лес в это время затеял свой громкий разговор, глухой и угрожающий. Ветер колыхал и гнул верхушки деревьев. По небу издалека двигалась темно-серая туча, предвестница приближающейся бури. Перед ней уже мчались взлохмаченные и разорванные облака, постоянно меняя свои формы. Где-то в чаще тихо пищал ястреб-тетеревятник и, с карканьем, кружила над лесом стая ворон, порой, сдуваемая и разметываемая порывами ветра.
Тропинка, извиваясь среди больших и потемневших стволов сосен, привела меня на обширное болото, заросшее травой и кустами.
Ноги вязли в размокшей земле, а торчащие вблизи кочки, после каждого моего шага дрожали и качались во все стороны. Это был наиболее убедительный признак скрытой топи.
Я шел ещё около часа, пока передо мной не открылась обширная поляна, окруженная густым лесом, на опушке которого уместилась маленькая часовня, рубленная топором и уже потемневшая от старости. Лиственничные бревна кое-как поддерживали уже покосившийся купол, завершенный крестом.
Несколько крестьян, прибывших с другой стороны леса, уже входили внутрь часовни. Я присоединился к ним. Внутри было мрачно и тесно, так как около пятидесяти человек наполнило с избытком это маленькое и низкое помещение, рассчитанное когда-то на малый круг обитателей «Скита». Я уместился в самом тёмном углу и начал осматриваться. У единственного крохотного оконца стоял, собранный из простых строганых досок, стол, а на нём рядом с Библией, латунный крест. В левом углу висела совершенно чёрная от старости и копоти свечей, икона Христоса, перед которой в висячем подсвечнике горели едва заметными огоньками две тонкие восковые свечи. Огненные язычки свечей то синели, затухая, то разгорались сильнее, превращаясь в большие жёлтые языки. Тени и блики сновали по образу Спасителя мира в терновом венце, с грозным и строгим выражением лица. Под мигающими огнями оживали очи Христоса, набирали блеска и жизни, а уста, казалось, складывались в болезненную улыбку, полную муки и тревоги.
Крестьяне с ужасом смотрели в оживающее лицо Сына Божьего, все чаще падали на колени и, делая рукой знак креста, бились лбом о пол.
За столом, в неподвижной позе, как бы вырубленный из черного камня, стоял бледный монах с горящими глазами и с напряжением всматривался в окно, шепча что-то тонкими губами. Недалеко от стола я заметил незнакомку. Она стояла на коленях с глазами, упертыми в пол, и, по-видимому, молилась.