Самым обычным проявлением такого бандитизма являются хунхузы, служащие в европейских домах в роли боев, лакеев, поваров или кучеров.
Хунхуз остается на службе так долго, пока не исследует и не осмотрит все в доме; не оценит имущество; не узнает, где хозяева прячут деньги, драгоценности или оружие; не ознакомится с распорядком дня всех обитателей квартиры. Только тогда дает он знать своим сообщникам, чтобы были где-то поблизости, затем совершает грабеж, отдает добычу своим помощникам, которые все выносят и прячут; сам же он покидает дом так, чтобы все видели его, уходящего без вещей, якобы идущего в город за покупками.
Горе жителю дома, если он войдет в квартиру во время грабежа, совершаемого обычно тихим и услужливым боем. Тогда он будет вынужден либо одолеть грабителя, либо погибнуть жестоким способом. Случаи, что хозяин квартиры убивает китайца, которого застал во время грабежа, были достаточно часты в Маньчжурии, во время моего пребывания там. Но один подобный случай ужаснул меня своим трагизмом, так как касался он женщины. Произошло это в Харбине, в семье достаточно высокого чиновника Восточно-Китайской железной дороги, некоего Голикова. Когда муж ушел утром в учреждение, китаец-бой, известный хунхуз, по прозвищу «Волк», которого отлично знали по его преступному прошлому все харбинские китайцы, но не выдавали его властям, прокрался в спальню, где еще спала госпожа Голикова. Затем бой начал выламывать замок в письменном столе хозяина. Женщина, разбуженная шумом, окликнула китайца, он тотчас же бросился на нее и тонким крепким шнурком начал душить ее. Женщине, однако, удалось вырваться из рук убийцы и добежать до окна, в котором она выбила стекло, но китаец догнал ее и куском стекла перерезал горло. Совершив преступление и грабеж, он вышел, но, не имея помощников, нес с собой только большую коробку с серебряными ложками. Это сгубило его. Когда началось следствие, какой-то китаец проболтался, что утром увидел «Волка» с коробкой подмышкой. «Волка» схватили и повесили.
Я вспомнил о разведении и собирании грибов. Является это очень интересной формой промысла, исключительно для китайского вкуса. На упавшем или срубленном дубе спустя год начинают развиваться белые или желтые грибы из вида слизистых сморчков. Китайцы собирают их, сушат и продают китайским гурманам. Из этих грибов делают известное в Китае утонченное блюдо, действительно очень вкусное и ароматное.
Вот именно такие плантации грибов являются бедствием для дубовых лесов в Уссурийском Крае, Китайские вредители вырубали эти леса на реках Хор, Даубихэ и Улахэ исключительно для того, чтобы на срубленных стволах росли и множились сморчки. Срубленные гиганты лежат и гниют без какой-либо пользы для культурной жизни, так как спустя четыре-пять лет грибы уже не растут на этих стволах.
В Уссурийском Крае повторяется то, что произошло в самом Китае, где после падения феодализма крестьяне вырубили все дубовые леса, главным образом с той целью, чтобы реализовать вкусные грибы прежним феодалам.
Во время одного из своих путешествий по Краю, в районе реки Сучан, охотясь в лесах, я вместе со своим солдатом наткнулся на одиноко стоящую фанзу.
Мы незаметно вошли в нее. На кане лежали шесть китайцев. Они были прилично одеты и курили трубки, они вскочили при нашем появлении, но мой солдат, бывалый человек, поднял винтовку и приказал:
— Руки вверх!..
Все подняли руки, как по команде своего начальника. Предупредив меня, чтобы я держал свое ружье наготове, солдат подошел к столбу, на котором висели винтовки, вынул у них патроны, связал вместе все патронташи с зарядами и обратился к китайцам на русско-китайском слэнге, той непонятной смеси чуждо звучащих слов:
— Мы знаем, что вы хунхузы, плохие люди. За нами едут казаки и поступят они с вами «рц-szango»[14].
Но мы не хотим вашей погибели, поэтому заберем ваши винтовки и двух лошадей. Оружие спрячем около переправы через Сучан; когда же встретим казаков, то скажем, что никого из плохих людей не видели, а вы, немедленно после нашего ухода, убирайтесь отсюда на все четыре стороны. «Tunda?»[15].
— Tunda-la. Tunda! — ответили они хором.
— Szango![16] — с достоинством произнес находчивый солдат, сгребая и связывая винтовки.
Мы выбрались из фанзы с ружьями наготове, закрыли за собой двери и приперли их крепким колом; потом выбрали два самых лучших коня и удалились.
Несколькими неделями позже солдат продал свою добычу какому-то любителю старого оружия, особенно так востребованного, как оригинальное хунхузское и, хорошо на этом заработав, спросил меня, подмигивая плутовски: