На железнодорожной насыпи стоял тигр и, размахивая хвостом, смотрел на меня. Нельзя было медлить! Снял ружье, повешенное на плече, прицелился и, выстрелив, спрятался в кустах. Немного погодя выглянул. На полотне стоял тигр и смотрел в мою сторону. Был убежден, что промахнулся, что по пьяному делу легко может случиться, снова выстрелил, и снова спрятался. Целился хорошо, но опасался, что водка затуманила мне глаза. Стало быть, лишь спустя несколько минут поднялся, но тотчас же присел в кустах, так как тигр по-прежнему стоял на насыпи и поглядывал куда-то вниз. Еще раз выстрелил и снова спрятался. Лежал в кустах может быть целый час, желая себе, чтобы было лучше, если бы тигр ушел, так как и так ему никакого вреда не причиняют мои пьяные глаза и еще более пьяные руки. Пусть уж себе идет, потому что еще готов сожрать меня!
Наконец я выглянул после долгого лежания. На насыпи никого не было! Подождав несколько минут, я вылез с винтовкой из кустов и пошел к насыпи. Вижу, лежат сваленные три тигра! Всех убил по пьяному делу, а была это самка и двое самцов! За это меня прозывают «Пьяным Тигром».
Продал шкуры за шестьсот рублей во Владивостоке, а губернатор, узнав о моем приключении, прислал новую награду — двадцать пять рублей! И снова погулял и был пьяный, но уже без тигров! За это сам стал «Тигром», и даже пьяным! Глупая болтовня, бабские сказки! Всегда какие-то насмешки и остроты!..
Наконец «Пьяный Тигр» привез меня на место охоты.
Была это маленькая деревня из пяти-шести хат, принадлежащих богатым крестьянам, которые вместе держали около ста китайских батраков для возделывания полей. У них было много пшеницы, но они ее не возили в город на продажу, только нелегально перерабатывали на «сивуху», которую продавали окрестным крестьянам. Свои винокуренные «фабрики», устроенные весьма примитивно, они прятали в густом лесу, где было легко с топливом, а еще легче было скрыться от ревизоров и надзирателей акцизного управления, которое имело спиртовую монополию в своих руках, снимая таким образом с плохой привычки населения почти половину бюджета государства, и выслеживала частных конкурентов, какими также были жители маленькой деревни в Сучанском округе. Те находились в большой и короткой дружбе с моим «Пьяным Тигром». По-видимому, он был хорошим и давним клиентом. Приняли нас гостеприимно, а проявлением этого радушия было великое обилие водки, выпиваемой в каждую пору дня и ночи и по каждому поводу многократно совершенно неуместной, например, по причине усиления жары.
В окрестностях этой пьяной деревни мы с Кунгутовым охотились, а каждый убитый или даже подстреленный кабан становился причиной все новых пиров, страстным любителем которых был старый казак.
Как я уже вспоминал, охота всегда происходила в густых кустах и высокой траве… Мы шли с Кунгутовым обычно в каких-то пятидесяти-шестидесяти шагах один от другого через чащу, высматривая добычу. Летом кабан выделяет очень резкий запах пота, который предупреждает о близости зверя. Часто происходило так, что этот запах внезапно ударял в нос почти, одновременно с сердитым хрюканьем, а из кустов выскакивал кабан-одиночка и, ломая ветви и топча траву, убегал. Порой даже не удавалось увидеть его и, только шевелящиеся ветви и вздрагивающие сухие стебли травы, указывали направление его бега. Чаще всего кабан выскальзывал из чащи, не опережаемый доносящимся от него «запахом», таким образом, всегда нужно было быть начеку, так как старые одиночки часто мчались навстречу людям. Так было, собственно, при моем первом знакомстве с уссурийским кабаном. Мы уже миновали гладкую болотистую поляну с сожженной травой и вошли в заросли. Мне хватило ста шагов, когда почувствовал неприятный запах одиночки и, в ту же самую минуту зверь бросился на меня, как камень, катящийся с горы. Он вырвал с корнем большой дубовый куст и ударил левым клыком в толстый ствол березы, за которым я успел спрятаться. Он отколол кусок дерева и пробежал рядом со мной, как ураган, с бешеным хрюканьем. Затем он помчался на поляну, но там, на открытом месте, догнала его моя пуля «дум-дум». Угодила она ему в позвоночную кость и выскользнув, вышла за ухом. Он упал, как сраженный молнией, а когда мы его позже подняли, я убедился в эффективности действия «дум-дум».
Череп кабана был расколот и напоминал мешок, наполненный осколками костей, мозгом и кровью.
Мы подвесили кабана на ветку дерева, привязав, чтобы его не разорвали дикие звери и двинулись дальше. После возвращения мы послали крестьян за нашей добычей. Ходили мы по чаще до заката солнца и за это время я убил еще одного кабана, а Кунгутов — три. На этой охоте я имел возможность оценить охотничий опыт казака. Он стрелял с поразительной скоростью и чрезвычайно метко. Ему было достаточно, чтобы кабан выставил из зарослей хотя бы часть своего тела, чтобы «мигнул» ему только между двумя кустами: «Пьяный Тигр» уже посылал ему пулю, которая никогда не шла мимо цели! Он убил три кабана, а следы крови указывали, что стреляя, он поранил еще пять одиночек. Одного из подстреленных нашли проезжающие крестьяне назавтра, тут же у дороги. Другие кабаны, которые стали жертвами метких выстрелов Кунгутова, были схвачены и съедены тиграми, которые часто рыскают в этих окрестностях, привлеченные кормящимися здесь кабанами и сернами.