Амбра — это продукт жизнедеятельности китов, который, находясь некоторое время в морской воде, набирает сильный и очень приятный аромат. Амбра растворяется в растительных маслах и в спирте, что стало причиной ее использования на парфюмерных фабриках в Китае, где платят за нее цену, соразмерную с ценой такого же количества золота.
Худяков показал мне прекрасные нагромождения разных диковинок Дальнего Востока. Это был целый музей, в котором братья накопили корни женьшеня самых удивительных форм и расцветок (Pentifolia panacea genseng), весенние рога оленей, мускус, шкуры медведей, тигров и барсов, бивни моржей, кости китов, китовый ус, амбру, янтарь, золотой песок, дорогие камни, руды разного вида, шкурки уссурийских птиц, предметы религиозного культа гольдов, орочонов, айнов[21], камчадалов, корейцев и китайцев.
Спустя два года я узнал, что Худяковы пожертвовали свои ценные и редкие коллекции Музею Русского Географического Общества во Владивостоке и Хабаровске.
Братья Худяковы, их жизнь, их общественные и политические взгляды, черты их характера, возбудили во мне глубокую симпатию, и я всегда думал, что эти люди железной воли должны стать примером для молодежи, формирующей свою душу во время ослабления моральности и силы воли, нервной депрессии и политических, а также общественных потрясений.
XV. Юг в борьбе с севером
Как я уже упоминал, Уссурийская Железная Дорога связывает Владивосток со столицей всего Амурского Края, с городом Хабаровск. На половине дороги находится станция Шмаковка, на которой стоит достаточно заметный православный монастырь, «Шмаковская Обитель». Около ста монахов вели здесь огромное земледельческое и молочное хозяйство, разводили породистый скот[22] и коней, делали отличные сыры, занимались ловлей рыбы, ведя жизнь строгую, трудолюбивую и богобоязненную.
После нашествия большевистской бури от этого славного монастыря почти ничего не осталось, кроме строений. Скитаются они сейчас где-то по безмерному и возмущенному российскому морю, без крыши над головой, преследуемые властями, настроенными против религии, лишенные каких-либо прав. Скот вырезан для Красной Армии и для партизан, кони взяты для армии, монастырское имущество, святые образа и церковная утварь разграблены. Пустырями и руинами светит сейчас Шмаковский монастырь.
Я посетил его как-то во время своего путешествия по Уссурийскому краю. Тянула меня туда не только заинтересованность хозяйством монахов, сколько прекрасный лечебный источник, славящийся на весь Край и, расположенный в пределах монастырских земель.
Его содовая (натриевая), щелочная вода, с естественным содержанием газов, типа Giesshubler, Kreiznach или Кавказские Ессентуки.
Десятки семей приезжали сюда летом на курорт, находили приют в монастыре, врачебную помощь и исцеление.
Главной чертой этого источника была высокая радиоактивность его воды, устойчивость впитываемого чрез нее излучения. Из-за этого действие этого источника на больных было очень быстрым и эффективным.
Мне рассказывали, что в окрестностях монастыря имеются и другие минеральные источники, но кроме одного маленького источника с водой, содержащей достаточное количество угольной кислоты, и вытекающего из-под доломитовых скал, я ничего не нашел. Зато видел много интересных вещей, характеризующих жизнь на этих окраинах. В каких-то пятидесяти километрах на восток от монастыря я встретил на берегу маленькой горной речки «Кочевье покойников». На поляне и на берегу стояло менее или более двадцати юрт, или вигвамов, сооруженных из тонких березовых жердей и покрытых белой берестой, из остроконечных юрт не поднимались, такие привычные клубы дыма из горящих внутри костров. Перед одним из шатров сидел ссутулившийся человек. Стая черных косматых собак, с острыми ушами и с волчьими хвостами, бродила между юртами, угрожающе ворча и схватываясь между собой из-за чего-то, чего мы не могли издали разглядеть.
— Это, несомненно, кочевая стоянка орочонов! — объяснил мне мой проводник-монах. — Прибывают они сюда ранней осенью на зимнюю охоту на соболя. Это спокойный, трудолюбивый и добрый народ! Поехали к их юртам, потому что вы обязаны описать это.
Мы приблизились. Собаки с лаем и враждебным воем разбежались по кустам.
— Эй, приятель! — крикнул монах. — Примите гостей? Сидящий у юрты туземец не отозвался. Мы подъехали прямо к нему и… издали возглас ужаса. Упертый спиной в стену шатра, одетый в блузу, штаны, унты и шапку из оленьей шкуры, сидел мертвый человек. На лице, обгрызенном уже собаками, было видно скульные кости, а остальное мясо свисало черными лоскутьями, ладони были отгрызены.