Переходя от озера к озеру, я добыл несколько уток, которые, не заметив меня за тростниками, неосторожно вылетели прямо на меня. Наконец я забрел в такие заросли ивы и тростников, что с трудом передвигался вперед, тем более, что снег там уже совершенно растаял, и мои ноги увязли почти до колен в размякшей земле, пахнущей гниющими растениями.
Я шел осторожно, внимательно раздвигая перед собой стебли и ветви, так как знал, что где-то здесь должно быть озеро, потому что уже заметил несколько стай уток, которые опустились в эти заросли, а в нескольких сотнях шагов от меня носились с пронзительными криками мелкие речные чайки.
Пес шел за мной, наступая мне на пятки, так как не хотел калечить себе нос об сухие стебли и траву.
Вдруг заросли внезапно расступились, и я увидел перед собой достаточно широкий берег, а дальше большое озеро. Я не мог оторвать глаз от этой картины! Берег был усеян птицами, а поверхность воды черна от стай гусей и уток.
На берегу, в каких-то шестидесяти шагах от меня, прохаживалась стайка китайских журавлей (Grus montignesia), среди которых выделялись два японских журавля (Grus Lencochen). Это экзотическое сообщество жило в самом лучшем согласии с обыкновенными европейскими журавлями, может быть с теми самыми танцорами, которых испугал мой пес.
Немного далее стояли серые цапли, по колено в воде и, нахохлившись, они опустили головы, возможно приглядываясь к своим мокнущим ногам. В эту минуту они очень напоминали старых женщин в морской купели.
Гомон, крики, плеск, свист, наполняли воздух. Целое это птичье сообщество шумело, как могло и как умело. По-видимому, о чем-то они между собой говорили, ссорились, вели политические споры, ругались, сплетничали, бормотали себе под носом колкости, остроумничали, смеялись грубовато.
Особенно мокнущие в воде цапли, неохотно приглядываясь к публике, делали какие-то очень едкие замечания по чьему-то адресу, потому что все сообщество начинало на разные тона ужасно шуметь.
Я был уверен, что цапли критиковали кокетство серебристых лебедей, которые купались на середине озера, причесывали черными клювами белоснежные перья и делали себе «маникюр».
Гордые птицы держались в отдалении от других и с пренебрежением поглядывали на остальное сообщество, что, видимо, возбуждало его зависть и ненависть; цапли же, пользуясь общим негодованием и неприязнью, агитировали против прекрасных птиц незаметным, но эффективным способом.
Но внезапно все на мгновение умолкло, а позднее птицы с пронзительными криками начали подниматься и полетели в разные стороны в безумном испуге.
Только тогда я заметил быстрого сокола-сапсана, который выскользнул неожиданно из-за кустов, в мгновение ока поднялся высоко над озером и камнем упал на стаю уток, кормящихся у островка тростников. Молниеносно он схватил одну из них и понес над водой, направляясь в сторону холмов, тянущихся к северу.
Нападение хищника разбудило мои кровожадные инстинкты. Я сделал три выстрела из винчестера, один за другим, целясь в журавлей. Два из них упали, тяжело ударившись грудью о прибрежный песок. Таким образом я добыл два экзотических экземпляра: китайского и японского журавлей.
Когда, покинув вместе с моим четвероногим помощником берега озера, снова пробирались мы через чащу, я оказался свидетелем чрезвычайной сцены, полной дикого очарования.
Быстро ныряя вниз, с явным намерением скрыться в тростниках, летела какая-то большая птица, которую я принял за цаплю. За ней мчался орел, распростерши широко крылья, и все более снижаясь, пока, наконец, стремительным броском не спустился почти до земли; тогда он быстро начал догонять свою жертву, после чего вынудил ее снова подняться высоко в воздух. Тогда двумя могучими спиралями с молниеносной скоростью он вознесся наверх и завис над жертвой. Это продолжалось несколько секунд, затем орел, внезапно прижал к телу крылья, превратившись в маленький черный клубок, который начал камнем падать на летящую вкось цаплю. Она заметила этот маневр и незамедлительно приготовилась к обороне. Закинув голову на хребет, птица выставила в сторону хищника клюв, намереваясь пронзить ему грудь, когда он налетит на нее со всего разгону.
Но орел заметил этот маневр и понял план цапли.
Со всего размаху он ударил ее в тыльную часть тела так, что она кувыркнулась в воздухе и начала падать грудью вверх. Орел, ожидавший этого мгновения, напал на цаплю и нанес ей смертельный удар. Цапля начала беспорядочно падать вниз, слабо помогая себе крыльями и косо приближаясь к земле. Наконец птица сумела обуздать свое падение и упала на тростники в каких-то трехстах шагах от меня. Тогда я бросился к ней через чащу, стараясь опередить орла, который собирался добить ее на земле. Шум ломаемых мной сухих стеблей испугал его, орел поднялся высоко и кружил надо мной. Мой пес отыскал птицу. Это была не цапля, а очень редко залетающий сюда японский ибис.