XIII. Перед лицом смерти
— Знаете, господа! — воскликнул на рассвете Лютер, когда мы были уже готовы идти к нашим укрытиям. — Достаточно этой охоты! Скучно, когда только утки и гуси, гуси и утки! Вчера, лазая по болоту в поисках господина Оссендовского, я сделал важное открытие! Началась миграция серн!
— Неужели это возможно сейчас? — спросил старый инженер, опытнейший охотник. — Сдается мне, что еще слишком рано?
— Видел собственными глазами стадо, которое заночевало на западном берегу Старого Озера! — заверил немец.
Посоветовавшись, мы все двинулись к озеру. Снова затаились в укрытиях и ждали. Перед нами было море зарослей тростника и ивы.
Я сидел почти час, в течение которого слышал только один выстрел. Наконец пришла моя очередь. Тихо зашевелились заросли и пара серн спокойно, ничего не подозревая, двинулась чащей, неохотно щипая свежие стебли и молодые ветки. Одна из них упала после двух моих выстрелов.
Вскоре несколько серн прошло с левой стороны от меня — и эти также оставили жертву среди тростников.
В котловине Ханки, в этом море травы и кустов, стада серн проводят зиму. Они спускаются со склонов Сихотэ-Алиня и из долины реки Уссури и кормятся на схваченных морозом топях, где легче с кормами. Весной, когда болота становятся вязкими, серны возвращаются в горные лесные местности, где проводят все лето и осень.
На этот путь серн отвел нас Мартин Лютер, где мы сеяли уничтожение в течение целого дня. Я заметил в чаще прокрадывающихся по следу серн кабанов, но мы не стреляли в них, так как наши заряды с дробью не подходили для этого.
В полдень мы прервали охоту вплоть до захода солнца, так как днем серны торчали в недоступных зарослях.
После обеда, как обычно, я блуждал по топи держась издали от направления, которым мигрировали серны, чтобы не испугать их выстрелами.
На озере, встреченном мною в дороге, я увидел большую стаю гусей, среди которых плавало несколько бледно-розовых пеликанов. Я решил добыть хотя бы одного, чтобы пополнить очень разнородную коллекцию водоплавающих птиц Ханки. Начал подкрадываться к стае, но старые гуси заметили меня: стая поднялась и отлетела на соседнее озерцо. Я пошел в ту сторону, но вскоре преградила мне дорогу небольшая речка, быстро текущая к Ханке. Она была еще покрыта льдом, разрезанным посредине быстрым течением. Я поднялся на лед, который хорошо меня держал. Я не мог проскочить слишком широкую промоину. Тогда принес большую охапку сена из стоящего поодаль стога и думал уже делать переправу, когда вспугнутая прежде мной стая, снова сорвалась с глухими криками и полетела прямо на меня.
Я спрятался за сеном и выстрелил несколько раз, целясь в розовые тела пеликанов. Одна из птиц, раненная в крыло, упала в тростники, растущие по другому берегу речки. Поэтому я все же был вынужден перебраться на другой берег. Собрав сено, бросил его толстым слоем на промоину и, тотчас же, в одно касание ногами по этой сомнительной опоре, перебежал на другой берег. Поднял пеликана и, добив его, вернулся к реке со своим трофеем. Задержавшись у «сенного моста», я перебросил на лед свою добычу в сторону оставленного на другом берегу ружья, сам же, разбежавшись, попытался переправиться предыдущим манером. Но вымокшее сено утонуло под моими ногами, а я рухнул в воду с головой. Когда я, двигая руками и ногами, постарался выплыть на поверхность, моя голова ударилась об лед, который не пускал меня наверх. Меня ужаснула резкая мысль, что я подо льдом и, поэтому не могу терять ни минуты. Вдруг я вспомнил совершенно отчетливо, что упал под лед лицом вперед, а значит открытое ото льда пространство находится за мной. Отталкиваясь от льда руками и борясь с течением, я передвигался плечами вперед, и через несколько секунд вода выбросила меня. Моя голова уже было снаружи. Огляделся, «Верный» стоял на льду и, повернув голову в мою сторону, с удивлением разглядывал меня. С трудом я выбрался из глубокой и быстрой речки на ее крутой болотистый берег и, печальный, мокрый и дрожащий, направился в лагерь. Там переоделся и высушил вещи. Товарищи же дали мне водки с перцем, что отлично разогрело меня. Перед заходом солнца уже я сидел в укрытии на серн, в зарослях Старого Озера, вспоминая подробности опасного приключения этого дня.
В этот вечер мне не повезло. Видел несколько серн, но шли они далеко, и стрельба по ним дробью была бы бесцельной.
Когда я сидел, высматривая добычу, в какое-то мгновение мне почудилось, что верхушки тростников передо мной едва заметно шевельнулись. Я начал внимательно всматриваться в гущу тростников и, снова на короткий миг, на одно мгновение ока, показалось мне, что два огненных зрачка проницательно погрузились в мои глаза. Был это взгляд настолько тяжелый и полный острой ненависти, что какой-то неприятный холод закрался мне в сердце. Я снова начал искать эти глаза, но напрасно.