Пароход должен был доставить нас в Барнаул, столицу Алтайского горного округа, откуда нам предстояло добираться лошадьми в Кулундинские степи.
Берега Оби до Барнаула не обладают исключительной живописностью, какая присутствует на прекрасном и могучем Енисее, этом созданным в мечтах рае для пейзажиста. По этой причине этот отрезок путешествия не стал для нас запоминающимся. Только в одном месте, в каких-то восьмидесяти километрах от Барнаула в северном направлении, вблизи неизвестной деревеньки, оказавшись напротив её первых домиков, оказались мы свидетелями довольно экзотической сцены. На небольшой поляне, тут же у берега пасся белый конь, привязанный длинной верёвкой к тонкой берёзе. Внезапно он поднял голову и бросился в сторону, пытаясь освободиться от верёвки. Когда же ему это не удалось, он начал тревожно ржать, бегая около дерева.
Я подумал, что его испугал наш болезненно сопящий пароход, но сразу же увидел нечто более угрожающее. Из лесу выскочил, переваливаясь с боку на бок, большой бурый медведь и с необычайной быстротой бросился на коня, догнал его моментально, схватил одной лапой за шею, а другой пытался ухватиться за торчащие пеньки срубленных деревьев, как за опору. Но конь волок его в страхе на себе. Однако же медведю удалось дотянуться когтями до одного из пней и, в туже самую минуту, конь оказался лежащим на земле, а бурый хищник тут же поломал ему хребет ударом могучей лапы.
Я несколько раз выстрелил по медведю, который бросил свою жертву и скрылся в лесу.
Назавтра, ранним утром, наш пароход хриплым гудком известил Барнаул о своём прибытии.
В первую очередь мы уладили всяческие формальности в Горном Управлении и в конторе персональных императорских владений, в границах которых мы собирались осуществить некоторую часть наших исследований, и назавтра уже выехали на запад на двух повозках, запряженных тройками хороших степных коней.
Дорога с самого начала бежала очень живописными взгорьями, составляющими отроги Алтайских гор. Нас постоянно окружали берёзовые леса, среди которых были разбросаны небольшие российские деревни.
Поскольку нас сопровождал верхом на лошади полицейский чиновник из Барнаула, любезно предоставленный нам властями, всюду мы заставали уже приготовленных лошадей, а учитывая прекрасную дорогу, мы двигались быстро, делая двадцать — двадцать два километра в час.
Это путешествие началось удивительно, так как крестьяне приводили из табуна сильных, но совершенно не объезженных лошадей, запрягали их в наши повозки, или «тарантасы», причём, при этом, крепко держали рвущихся коней за узду. Кучер, которого там называли «ямщиком», сидел на козлах, брал в руки ременные вожжи и длинный бич, сплетённый из сырой кожи, или по-татарски «кнут» и, стегнув коней изо всей силы, кричал:
— Пускай!
Крестьяне, держащие коней, отскакивали в сторону, и повозка, как вихрь, мчалась дорогой до следующей деревни.
Если в дороге более слабый конь начинал уставать, кучер, не останавливая упряжку, наклонялся и перерезал постромки, освобождая коня, который оставался у дороги и, отдохнув, направлялся в свой табун.
Мчащийся перед нами, полицай, хотя и был для нас удобен в смысле быстрой смены коней, в то же время становился причиной беспокойства для профессора.
Крестьяне постоянно принимали нас, за каких-то высоких чиновников, а так как что-либо выше губернатора они не могли себе представить, поэтому считали профессора губернатором и обращались к нему с множеством просьб, прошений и других своих дел. В одной деревне молодая крестьянка обвиняла своего мужа в том, что он избил её по пьяному делу; во второй деревне, супруги просили о разводе; в третьей — снова какой-то крестьянин утверждал, что его умерший отец был отравлен незаконными наследниками…
Из этого уже можно было сделать вывод, что бедный профессор должен был выполнять обязанности не только химика и геолога, но ещё и судьи, прокурора и священника! При этом всём, было очень трудно объяснить крестьянам, кто мы такие и каковы наши намерения и планы.
Вскоре закончились леса и начались чистые степи, покрытые травой. Стада овец и скота паслись всюду на неизмеримых пространствах Кулундинской степи. Около стад, верхом на лошадях находились пастухи. Это были киргизы-телеуты, которые владели этими пастбищами.
Однако российские власти бросили в эти степи волну мигрантов из Европейской России и поселили их в нескольких местах, отобрав часть пастбищ у законных владельцев — киргизов.
Это стало причиной споров и сильной неприязни между туземцами и приезжими, а также частых стычек между ними. Теперь с оружием в руках стерегли киргизы свои пастбища и стада и, как всегда в России с её захватнической психологией, часто проливалась людская кровь; затем же начинались разбирательства и суды, после чего тюрьмы и каторги наполнялись новыми обитателями; чаще всего это были наказанные за защиту своих законных прав киргизы.