Обращаясь в тюрьмах с молитвой к своему Пророку, напрасно пытались они понять, за что их бросили в тюрьму, и жили исключительно надеждой мести над захватчиками их земель, над полицией и судьями.
Можно легко себе представить, какие государственные и общественные отношения царили в этом крае, так безнравственно управляемым Петербургским Правительством. Киргизы, с которыми мы жили в дружеских отношениях, после отъезда сопровождающего нас полицая в Барнаул, рассказывали нам о целом ряде тяжелых испытаний и переживаний этого спокойного и культурного монгольского племени, и рассказы их дышали ужасом, отчаянием, и все чаще горячей ненавистью.
Кулундинские степи покрыты сетью небольших озер, чаще всего соленых. Самое большое из них Кулундинское озеро, отделенное болотистым поясом шириной около полукилометра от расположенного на юге озера Кучук. Это бассейны солёной воды, первое длиной семьдесят километров, а второе — двадцать пять. На запад от этой группы озёр тянется длинная полоса солёных озёр, доходящих до реки Иртыш; дальше на запад от Иртыша находится ещё значительная группа озёр на землях Большой и Малой киргизской орды.
На юге от Кулундинского озера, Кулундинские степи переходят в степи Белягаг и заканчиваются двумя большими озёрами, Зайсан и Балхаш, или Ак-Денгиз.
После двух дней путешествия мы, наконец, добрались до озера Кулунда и остановились в российском поселении на юго-восточном берегу озера.
Мы провели там столько времени, сколько было необходимо для приобретения киргизской юрты, баранов и хлеба, найма верховых лошадей и лодки, чтобы иметь возможность поселиться в степи, ездить по ней и работать на озере.
В этой деревне мы познакомились с услужливым полицейским, который принуждал нас к выслушиванию дел, совершенно не относящихся к сфере нашей компетенции.
Два дня мы провели без этого представителя власти, самой высшей и самой ужасной для крестьян и киргизов. После отъезда чиновника, жизнь, стесненная его присутствием, пошла обычным порядком. Сперва возобновилось пьянство, вероятно из тех соображений, что полицай, опасаясь нас, во время своей бытности никого не арестовал, не избил и не принял взятки. После пьянства между крестьянами начались уличные бои. Они дрались всегда ожесточённо и бешено, пуская в ход не только крепкие руки, но также колы и камни. В тот же самый вечер, когда уехал наш защитник — полицай, мы были вынуждены склеить несколько разбитых голов и поломанных челюстей. Несколько молодых, совершенно пьяных крестьян совершили нападение на киргизское стадо, пасущееся в десяти километрах от деревни. Они убили пастухов и забрали достаточно много овец и баранов. Снова возобновилось пьянство в честь «победителей». Этой ночью мы вообще не могли уснуть. Крестьяне шатались по всей деревне, кричали и пели пьяными голосами, играли на гармонях бравурные мелодии, оскорбляли друг друга самыми омерзительными выражениями, какие знает русский язык, дрались и били стекла в окнах.
Наконец все успокоилось. Пьяные мужики расползлись по своим хатам; часть их лежала и храпела прямо на улице или в придорожных рвах. У нас была однако надежда, что нам удастся немного отдохнуть и поспать. Увы! Эта ночь была полна несчастных случаев и тревоги.
Едва лишь мы только улеглись, как на улице раздался пронзительный крик.
— Горим! Горим!..
Выскочив из дома, мы увидели, что в обоих концах деревни, два дома были объяты пламенем и занимались уже соседние. Мы организовали помощь, а было это нелёгкой задачей, с мужиками, только наполовину сохранявшими сознание.
— К черту! — бурчал профессор, глядя на, едва держащихся на ногах, крестьян.
— Такой индивидуум, пропитанный алкоголем, сам может загореться, как испорченная спиртовая лампада.
Две хаты сгорели, остальные уцелели.
В сгоревших хатах погибли две семьи. Когда пожар закончился, мы направились в свою квартиру, чтобы наконец отдохнуть, но внезапно снова раздались шум и крики.
— Новая авантюра! — Воскликнул профессор Залеский. — Ну-ну, весёлое здесь место, не соскучимся!
Вскоре мы заметили толпу крестьян, ведущих какого-то человека. То и дело поднимались над ним кулаки и палки.