Знать суждено было этой старушке с далекой чужбины сложить свои кости на их земле, решили люди и похоронили ее честь по чести как свою близкую родственницу, хотя при жизни много плохого говорили о ней и косо поглядывали. Когда ее переодевали, меняя грязные засиженные вшами лохмотья, на шее у нее обнаружили что-то мягкое, зашитое в кусочек кожи, наподобие талисмана. При внимательном рассмотрении люди увидели пучок волос маленького ребенка. Оказывается, была эта ведьма тангутка когда-то матерью, носила в утробе своей дитя, как говорят, живую плоть от плоти своей. И каждый подумал, кому же принадлежал этот пучок волос, что, как реликвию, всю жизнь хранила старуха.
Старая шаманка Шанший после камлания объявила, что настало время выбрать новую шаманку племени, деву-удган. Хранительницей духа Бурхан-тенгри было предначертано стать юной девушке, известной в далеком таежном распадке как Высокая тангутка, с густыми черными бровями, живым проницательным взглядом, гибким телом, ловкой и быстрой в движениях. И сказала старая шаманка, обращаясь к своей преемнице: «Прохудился бубен мой древний, ослабло костлявое тело мое. Теперь тебе оберегать людей от бедствий приходящих, очищать от нечисти мирской, чтобы всем было во что одеться, чтобы всем было где приютиться, чтобы у всех охота была удачная. Язык твой острый, ноги твои легкие, лик у тебя отважный, глаза у тебя зоркие. Умеешь предвидеть правильно, сказать мудро. От Неба полученный оберег тебе передаю, тебя от духов злых заклинаю».
Так семнадцатилетняя девчушка тангутка по воле высшего Неба и содействии старой шаманки была посвящена в деву-удган, хранительницу духа своих соплеменников. Раньше случалось ей, сиротке, чтобы как-то прожить, пить лишь воду из ручья и питаться мхами на скалах. Теперь же ее непритязательное жилище из сплетенных шестов, покрытых древесной корой, утеплили новыми оленьими и косульими шкурами, внутри расстелили большую шкуру лося, начала она нежиться под собольим одеялом, получила ездового оленя. Юная удган быстро освоила шаманское искусство. Когда призывала духов, сильным и чистым голосом распевала заклинания, от окружения земного полностью отстранялась, душой и телом уходила в камлание, била в кожаный бубен, скрепленный сухожилиями косули и освященный хадагом[6], исполняла дивные высокие прыжки ритуального танца, при этом ее умные и проницательные глаза устрашающе сверкали. И отбрасывала она прочь всякое зло, приходящее на землю, голод и бедствия, грозившие людям. Стала она для соплеменников живым идолом, защитницей, поддерживающей дух племени.
Теперь лучшая добыча, наиболее ценные изделия, самые драгоценные меха клались к ногам шаманки, носящие голову склонялись перед ней, стоящие на ногах сгибались перед ней. Но была она рождена во плоти человеческой и оставалась она плотью человеческой. А плоть была женская и, как случается издавна, на ее женскую долю горя перепало вдоволь. Не так-то просто было ей отстраниться от обычной человеческой жизни, от мирских деяний и желаний. Возложили на нее тяжкое бремя — незавидная судьба быть посланницей Неба. Уже и юноши-ровесники возмужали, и девушки-ровесницы расцвели. И печалилась она глубоко, когда юноши, отправляясь на дальнюю охоту, испрашивали у нее благословление и удачу, но видели в ней не девушку, а посланницу Неба, смотрели на нее взглядами, полными покорности и смирения.
«Ну просто взять бы и заворожить их, чтобы они на нее мужскими глазами смотрели, как на женщину», — такая закрадывалась порою мысль.
В тот зимний день, когда молодая тангутка, отправляя молодежь на охоту, испрашивала удачу у высшего Неба под ритуальным деревом, она почувствовала на себе взгляд необычно сверкающих глаз, отличавшийся от всех остальных. Глаза продолговатые и коричневые, как у волка, выражали вовсе не религиозное преклонение, горели они нескрываемым вожделением, страстным желанием. В полном замешательстве, с испугом отвела она взор.
Обратилась она к духам своим, чтобы простили они ее, чтобы священное Дерево-мать помогло вырвать из ее сердца тот жгучий взгляд. Долго, истово молилась, наконец, пришло хоть какое-то успокоение, душевное равновесие. Вечером легла она под свое соболье одеяло, прикрыла веки. Можжевельник в очаге разгорался, наполняя жилище ароматом. Вдруг полог чума распахнулся, вихрем ворвался морозный воздух тайги и вместе с ним влетел, как изголодавшийся орел, тот самый юноша со сверкающими глазами. Глаза его источали такую жгучую мужскую силу, словно у этого юноши по венам текла не кровь, а бежал огонь. И крепкая рука молодого охотника плотно обхватила гибкий стан тангутки, столь искусной в шаманских танцах.
6
Шелковая материя, напоминающая шелковый шарф, которую преподносят в знак почтения и религиозного поклонения.