— Тебе, сынок, видно, языком почесать захотелось.
— А тебя били?
— Меня? Кто?
— Твой отец.
Старик рассердился, рассек рукой воздух, словно отгоняя муху.
— Нет, не бил меня отец. Прими к сведению — никогда он меня не бил. И к чему ты его приплел? С какой стати?
Старик попыхтел и замолчал, снова повернулся к экрану, пробормотав что-то себе под нос. Он начал собираться. С ботинок натекла вода. Он сунул руку в карман. Потом надел пальто.
— Завтра принесу лекарства. Витамины уже заканчиваются.
Глаза старика странно блеснули.
— Ты же хотел мне что-то сказать. Поговорить со мной.
— Завтра поговорим.
— Ладно, завтра так завтра.
Он уже нашаривал ключи, когда старик сказал вслед:
— Да, выкинь из головы насчет того, чтоб рыбок увезти. Рыбок я тебе не отдам.
— Рыбки останутся, отец.
— Значит, договорились.
— Да, отец.
Он закрыл за собой дверь, вышел на улицу. Шел дождь. Он бросил несколько монет нищему на углу. Остановился, пошарил в карманах. Тело болело. Он уже сжимал рыбку в ладони, самую большую золотую рыбку. Он кинул ее на мокрый асфальт, наклонился. Рыбка билась, слышались тихие шлепки. Он закрыл глаза. Словно большая отцовская рука ударила его по лицу. Он думал о долгих, безмолвных побоях, причины которых он никогда не узнает.
Попугай
Как обычно, он решил вздремнуть после обеда. Неподалеку строили церковь. И так сверлили, строгали и стучали молотками, что он то и дело просыпался. Он встал, проковылял на кухню, по-быстрому выпил два абсента, снова плюхнулся в кресло и уставился в потолок. Там, наверху, гулял солнечный свет, создавая полосы и пятна, наплывавшие друг на друга. По соседству все так же сверлили и строгали, и он вспомнил, как начальник стройки однажды рассказывал рабочим, что не каждый доживает до завершения строительства церкви. Начальник стройки, высокий, сухощавый человек, непрерывно курил во время разговора, закуривая сигарету за сигаретой. Человек наблюдал за всем какое-то время с балкона и, наконец, сам потянулся за куревом. Начальник стройки говорил рабочим: вы только подумайте, на свете есть храмы и церкви, которые строились по пятьсот лет. Подумайте только, говорил он, сколько в мире церквей, которые так и не будут достроены, хотя в них уже служат священники. И еще подумайте, можно ли вообще достроить церковь? А если ее и достроят, все ли смогут в нее прийти? Нет. Не каждый попадет туда, куда он направился. Кто-то заблудится по дороге, кто-то найдет другую церковь, а кто-то в пути заболеет и умрет.
Рабочие стали спрашивать.
— Зачем же тогда строить?
— Не знаю, — ответил начальник стройки, — за это ведь платят, верно?
Платят. Правда. Если бы не платили, наверняка отказались бы от этой работы. Но раз им платят — они работают. Тогда один рабочий задал странный вопрос:
— А молитва поможет построить церковь?
— Может и помочь. Если ее услышат, — сказал начальник стройки и тут же пожалел о своих словах.
Человек тогда подумал, если в церкви начнут служить службу, то и он сходит туда помолиться. Возможно, он встанет на колени и попросит Господа, чтобы не позволял больше птицам залетать в окно. Но ему и вправду этого хочется? Окно сейчас было открыто. Если он захлопнет ставни, то задохнется — такая стояла жара. Лучше пойти подышать свежим воздухом. Он встал с кресла, оглянулся, посмотрел на вмятину, которую оставило его тело. Потом включил радио и принялся крутить ручку настройки. Раздался какой-то хрип, словно кто-то молился. Он стал слушать новости. Где-то снова случился обвал в шахте. Жара не спадет еще долго, очень долго. Где-то будет демонстрация. Человек выключил радио. Он снова выпил абсенту, открыл пиво, глядя на медленно стекающую грязную пену, и в этот момент на подоконник села птица. Сказать по правде, она обычно гадила здесь. Вот и сейчас нагадила.
На улице сверлили и строгали.
Птица эта была городским попугаем, перелетающим от окна к окну. Никто не знал, кому он принадлежит, из чьей клетки сбежал. Может быть, прогнать его, кыш, нельзя сюда, птица. Человек подумал, что попугай остался в этом районе из-за строительства храма, видно, его интересовал весь этот шум сверл, рубанков, молотков. Было так жарко, что закипал стекающий по вискам пот. Город задыхался, окна повсюду были распахнуты настежь и походили на раскрытые рты. Огромные жадные рты, вдыхающие горячий воздух и выдыхающие испарения человеческих тел, запах пыли, исходящий от листьев комнатных растений, затхлый запах мебели. Шторы колыхались, словно души, жаждущие освобождения.