Кругом дико и неприютно. На горизонте синеет гряда невысоких гор.
Переходя с места на место с отрядом, куда они зачислились, Петька и Семен очутились, наконец, в самой глуши этих почти бесплодных диких степей…
Теперь они и от своего отряда далеко.
Они вызвались, вместе с одной еще отчаянной головой, пробраться в тыл передовым японским разведочным отрядам.
Новый их товарищ, бывший горнозаводский рабочий, слесарь, Кузьмин, худой, длинный, как жердь, с плоской грудью и острыми плечами; он почти одного роста с Семеном, но он кажется выше его.
Шея у него тонкая, головка с кулачок. На ходу он все поводит шеей снизу-вверх и вместе с тем вперед.
Маленькие с красноватыми веками и редкими ресницами глазки пристально вглядываются вдаль. Идет он какой-то раскачивающейся походкой; длинные руки болтаются беспорядочно по сторонам тела, как у бумажного дергуна.
Все — и Семен, и Петька и Кузьмин — одеты по-китайски: в китайских куртках и юбках.
Сзади из-под соломенных шляп висят черные блестящие косы.
В таком наряде их трудно, почти невозможно, отличить от китайцев.
Они уже имели несколько встреч с китайцами…
Несколько раз уже Петька считал свою жизнь на волоске, свою гибель неотвратимой.
Но все обошлось благополучно.
Семен великолепно говорил по-китайски. Кузьмин тоже отлично понимал китайский язык.
А про Петьку они говорили:
— Немой.
Петьке так и приказано было, чтобы он сказывался немым…
При первой же встрече с китайцами Кузьмину показалось, что это, пожалуй, мало, что Петька немой, и он добавил от себя сверх уговора:
— И глухой.
— Отчего? — спросили китайцы.
— С перепугу.
И Кузьмин стал объяснять дальше…
— Слыхал тут не далеко недели две назад была драка?… Хунхуз напал…
— Знаю, была драка… Ночью?
— Ночью.
— Как же знаю…
— Его и напугали… Из ружья в него стреляли. А он… где ему! Он мальчик… Так сразу оглох и онемел.
В другой раз китайцы, не удовлетворившись этим объяснением, вздумали было «мало-мало» попытать Петьку…
Но китайцы были безоружны, и их было всего трое.
В крайнем случае кто-нибудь, Семен или Кузьмин, мог вытащить из широчайших рукавов своей кофты револьвер.
— Что-о? — сказал Семен, выступив вперед и сжимая кулаки, — он мой племянник.
И, подступив к китайцу вплотную, он поднес свой кулак, величиной, пожалуй, с небольшой арбуз, к правому своему глазу и, прищурив левый, словно прицелился из-за кулака правым.
— Ты видел это?..
Потом повторил опять внушительно:
— Племянник он мой, вот что.
— Племянник, — сказал и Кузьмин, тоже выступая вперед и становясь впереди Петьки. Подумав минуту, он кашлянул в ладонь и, протянув затем перед собой руку, поманил китайца пальцем.
— Ну-ка ты…
— Ну? — сказал китаец и уставился на Кузьмина, хмуро сдвинув тонкие черные брови.
— Ты за него?
Китаец скользнул глазами в сторону, отворачивая в то же время лицо от Кузьмина. Сразу лицо у него посерело, точно тень набежала на лицо.
— To-есть как за него? — крикнул другой китаец.
— За русских? — спросил Кузьмин.
Китаец молчал.
— То-то видно, что за русского, — продолжал Кузмин; — нас и без тебя русские разорили, а ты еще пытать собираешься.
Китаец попятился.
Кузьмин поднял руку, согнув ее в локте, и потряс кистью руки в воздухе, выставив указательный палец вверх.
— Знаю я тебя! Гляди…
Теперь уж и все три китайца попятились разом и разом замахали руками.
Потом один сказал:
— Мы думали, он — русский.
И ткнули пальцем вперед в сторону Петьки.
— Говорят тебе — племянник! — крикнул Кузьмин. — Вон его племянник.
— Мой племянник, — проговорил Семен.
— А вы не хунхузы? — спросил китаец.
Семен поглядел на Кузьмина, а Кузьмин на Семена.
— Гм, — сказал Семен.
— Гм, — сказал Кузьмин.
Потом они оба разом взглянули в лицо китайцу, сдвинув брови, и разом же крикнули:
— Что-о?
Они понимали друг друга с одного взгляда и решили по молчаливому соглашению держаться с китайцами так, чтобы китайцы могли, пожалуй, только, подозревать в них хунхузов и ни в каком случае не быть уверенными что перед ними действительно стоят хунхузы.
Они знали, что китайцы, как и те, что на стороне русских, так и те, что помогают японцам, одинаково боятся хунхузов.
— Вот дойдем до японцев, — заговорил Семен, — так они вам покажут, как пытать.
Щеки у него побагровели.
— Я вас… Погоди только!