Но что он мог?
Ему надо было для начала хотя бы поверить в этого инопланетянина. Может, нет никакого ночного певца.
"Взять и сказать, что надо остаться, нет никакой опасности, и всё будет по-прежнему. Опять будем решать мировые проблемы, ругаться, смеяться... опять я буду жаловаться Воронову, что они меня все достали. А если сейчас скажу, а певец есть и он улетит, и люди эти все умрут?"
- Но как вы будете там? - тихо сказал Никитин, оглядывая их всех.
Он спросил, но уже с последним словом знал ответ, что всё будет хорошо. А как иначе? Раз они собрались, значит, верят, что всё будет хорошо.
Невольно вскинул глаза на небо. Звездолёт... Неужели и правда он появится.
Никитин требовательно спросил в никуда:
- Их много. Войдут ли они все? Как они будут... там?
"Может, планета такая, что там всё нормально будет, чего ты, идиот, привязался?"
Тишина. Ну, конечно, он ведь не может слышать, или просто ему никто и не собирался отвечать, или нет никого, кто мог бы ответить.
Он не знал, что сказать. Что тут скажешь? Улетали сотни две пластилиновых человечков, два слона, три жирафа, десяток собак и кошек, один попугай. И что? С вещами, навсегда. И пусть! Нет человечков, нет проблем, не надо думать о непривычном и странном и нет необходимости чувствовать себя полным идиотом, жизнь войдёт в своё русло, привыкнешь... Улетали... Улетали тепло маминых рук, тепло слов доктора Айболита, какое-то страшное и настоящее горе Николая, непонятые ещё им Ассоль и Меркульев, недослушанный говорун Кондратьев, бедолага Коржаков... они забирают и Коржакова с собой, "а я так и не поговорил с ним, с Колей, с Кондратьевым, кино это... всё, всё отложил на потом". Улетали, оставляя свои дома, взяв только необходимое. Потому что тогда не умрёт этот ночной певец, потому что где-то там будет возможность их народу жить долго. Да это ещё неизвестно, вообще ничего неизвестно! Но они ведь умеют мечтать. Как назло, они умеют мечтать и верить в лучшее. Они улетят, не передумают. Задержать, оставить их... Да, а потом они застынут. Будут стоять, молчать и улыбаться. Зато будут всегда с ним. С другой стороны, мама их сделала такими... но как решила бы мама сейчас? Она отпустила бы их?
Горло перехватило, Никитин шумно выдохнул и сказал:
- Ну раз решили, то... будьте счастливы. Все-все. Спасибо, что вы были... у меня в жизни. Простите, если... что не так.
Никитин замолчал опять. Оказалось очень трудно найти слова. Ну кто в самом деле говорил что-то пластилиновым людям, прощаясь при этом навсегда, провожая их... в космос?! Все эти "будьте счастливы" и "простите" звучали буднично, а их ждали звёзды, чёрные дыры, многие годы пути... или как перемещается этот их корабль... Никитин путался во всех этих непривычных мыслях, а люди потянулись на подоконник. Он шли и шли, подходили, протягивали руки, Никитин ошарашено пожимал их. Доктор подошёл и протянул книгу.
- Вы всё-таки написали её, - удивился Никитин.
- Я так торопился, - развёл руками доктор, - не знаю, как получилось у меня. Хотелось сказать буквально несколько слов о каждом из нас. А вы как раз долго не приходили, и я переживал, что мы чем-то вас обидели. Будьте счастливы и здоровы, детям, семье вашей всего доброго.
- Что вы... ни на что я не обижался! - замахал руками Никитин, в руках была мокрая штора, он её бросил наконец. Он вздохнул. - Никогда не переживал ничего подобного, простите, чувствую себя дураком полным. Спасибо, я буду читать... и ждать от вас вестей. Хоть, наверное, и зря.
- Я всем буду рассказывать про вас, - сказал доктор.
- Книгу пишите, - серьёзно сказал Никитин.
- Точно! - доктор поднял кверху палец, махнул на прощание и пошёл.
Последним уходил Николай, с ним была девушка и две собаки. Коля девушку представил как Ассоль. Никитин растерянно рассмеялся, посетила дурацкая мысль - и всё-таки эта неугомонная Ассоль улетает на корабле, и на каком корабле, на звёздном.
Никитин понял, что замёрз. Сыро шлёпали дождевые капли в саду, срывающиеся с кустов и деревьев. Осень. Он любил этот запах промокших деревьев, опавших листьев, озябшего леса. Последние тёплые дни. Черноту ночи прорезал сноп света. Никитин поднял глаза. Но свет бил снизу.
Люди стояли на подоконнике. Что-то происходило, но Никитин не понимал что.
Вытянул шею, выглядывая из-за людей, и пожал плечами. Что там творится, чёрт возьми?!
9. Не нойте, Лялин!
Люди спускались кто как мог: перешагивали карниз и просто шли по стене, кто-то сорвался и полетел молча, не пикнув. Женщины и дети садились в люльку на привязанном канате, испуганно плакали и ехали, слон стоял, обвязанный верёвками, и, похоже, ждал своей очереди. Кондратьев руководил всем этим, помогал усаживаться, вязал узлы, тащил сундуки.
- Что? - крикнул ему сквозь гвалт Никитин. - Звездолёт не может вас забрать отсюда?
- Нет, что вы! - крикнул архитектор, махнув рукой куда-то вдаль. - Мы должны ждать звездолёт в условленном месте, не может же он сесть прямо на дом!
"Ничего не понимаю".
Никитин перестал смотреть в небо и уставился вниз. Горел свет у входа. "Нашли выключатель", - растерянно отметил Никитин, разглядывая странного вида сборище на дорожке перед домом.
- Вы что? Пешком собрались идти?! Вас передавят как котят! - крикнул во всё горло Никитин, возмущённо ткнул кулаком в воздух. - Если уж вы так хотите, я могу увезти вас на машине.