Он смотрел на силуэт Аглаи. Высокая и медлительная. И вдруг стремительная. И это имя. Мягкое и таинственное. А когда Варвара Ильинична сказала как-то, что есть смешная форма её имени Аглаида, то стало мерещиться в нём что-то от Атлантиды. И Платон подумал, что они двое связаны невидимыми нитями, и тянутся они из Греции. От грека у Платона было только имя и амфоры. В доме Никитина у него осталась лавка с амфорами, и он теперь скучал по лавке. Амфоры его, правда, были никому не нужны. Все когда-то пришли и купили их, и теперь они у всех были. Оставалось дожидаться, пока они не разобьются, или их не своруют, или разбить или своровать самому - с улыбкой приговаривал обычно Платон.
В лавке Платон сидел за маленьким столиком и рисовал на тарелочках портреты своих соседей. В силу своего вредного характера, как он сам говорил, портреты рисовал не простые. Сапожника Сафонова, например, нарисовал с амбарным замком на ухе - тот был глуховат. А портного Хвостова с зашитым ртом - потому что болтун и сплетник. Парикмахера Хомутова изобразил с огромным булыжником за пазухой, злой на язык был этот Хомутов. Купца Иванова нарисовал с теннисной ракеткой потому, что тот здорово отбивался от нападок Хомутова. А старушку в капоре он изобразил ведущей малыша за руку, не потому что у неё свора маленьких ребятишек, у неё вообще никого не было, а потому что она называла его всегда Платошей и вызывала этим у него свербение в носу. У старушки не было имени, "зато у меня теперь есть внук", - смеялась тихо она.
А теперь Платон скучал. Закинул полу халата, расписного и почему-то турецкого, завязал потуже пояс на круглом животе и сказал старушке в капоре - соседке по укрытию в травинах:
- Предлагаю тираном избрать меня, тогда мы быстро улетим!
Соседка испугалась, пробормотала "чур тебя", скрестила за спиной пальцы в фигу и сделала вид, что она туговата на ухо:
- Нелюдим, Платоша, ох нелюдим!
- Кто нелюдим? - растерялся Платон.
- Да нелюдь этот, сиделец в башне. Я ему - добрый день, а он мне - хоть бы слово.
- А-а, - протянул Платон.
Опять запахнул халат. И уставился в небо.
- Наметилась оппозиция, - кто-то насмешливо и негромко сказал сзади. - Пусть тиран Кондратьев выполнит свою миссию. Для следующей миссии найдём другого.
Платон обернулся. И растерялся. На него смотрели старушка в капоре, чуть поодаль виднелся Пантелеев, сидевший с противнями в обнимку и хоть сейчас готовый к отправке. Адвокат Оливер Твист, седой, во фраке, с цилиндром в руках, флегматично смотрел на Платона. Ещё дальше - Коржаков, он насвистывал что-то и делал странное - белым пластмассовым ножом водил и водил по стволу травины. Кто из них говорил сейчас, непонятно.
- Откуда у вас нож? Вам нельзя нож! - крикнул Коржакову Платон неожиданно даже для себя.
"Сейчас как шмякнет этим ножом тебя по башке-то, будешь знать, как глупости орать. И прилепить назад некому будет башку", - подумал он. Но из природной какой-то вредности скандально продолжил:
- Положите немедленно нож, Коржаков!
Собственный голос ему показался ужасно громким потому, что наступила тишина. Все давно видели, что Коржаков опять с ножом. Но никто не решался обозначить, что увидел. И теперь в наступившей тишине раздавался и раздавался этот странный звук. Шихх-шихх...
Коржаков оглянулся, обвёл глазами всех смотрящих на него. И толкнул травину. Она вдруг с треском повалилась.
Все бросились бежать.
Бежали молча. Спотыкаясь друг о друга, мешая, толкаясь. Казалось, обрушился мир, такое огромное дерево валилось сверху, проламываясь вниз, круша другие травины, и упало. Стало тихо и даже светлее.
- Да когда же прилетит этот корабль? - взвыл Пантелеев.
Они не смотрели друг на друга. Было неловко. Первым тихо засмеялся Платон:
- Бежал так, что свалил бы наверное любого, кто попался бы на дороге. Бежал первым, н-да. Стыдно. Однако надо ждать и звездолёт, и отряд, ушедший за Лялиным. Без него мы не полетим ведь. Поэтому надо ждать, - возвысил он голос, - поиграем! На чём стоит мир? Сегодня вы первый, мистер Твист! Эй, долго не тянем с ответом!
- На деньгах, на чём же ещё, - буркнул адвокат. - Деньги!
- Таак, это интересно, куда кривая вывезет мир! В прошлый раз остановились на сурках, - бодро прокомментировал Платон. - На букву "И" Пантелеев, что скажете?
- На... на... играх, тьфу ты... ну что за игру вы выдумали!
- Следующий! "А".
- На афалинах, - сказал Коржаков.
Все молчали, не зная, как реагировать на то, что "сиделец" встревает и встревает в разговор.
- Атланты, Платоша, - тихо вставила старушка в капоре.
У Платона опять засвербело в носу от её мягкого "Платоша", он вздохнул и кивнул.
- На таланте! - торжествующе выкрикнул Пантелеев.
- На труде!
- На дураках! - это опять был Коржаков.
Все опять помолчали.
- На китах, - буркнул Платон недовольно, то ли оттого, что ему досталось такое лёгкое, то ли оттого что сказал-таки после "сидельца".
- На удирающих первыми, - усмехнулся Коржаков.