Выбрать главу

  Даша спала тут же. Иногда на соседней пустой кровати, иногда склонившись, утыкалась в его плечо лицом и спала. Уходила, возвращалась с соками, фруктами, йогуртами. Он бубнил, что ничего не надо. Приходили Мишка с Никой, Мишка притащил Кондратьева. Тот стоял в изголовье, пока Мишка рассказывал, как дела в школе. Никитин Кондратьева не видел, но понял по движениям Мишки, что он поставил его на столик. Было непонятно, то ли Кондратьев сам заговорил с Мишкой и поэтому здесь, то ли Мишка просто притащил человечка, чтобы сделать приятное отцу. Никитин смотрел, слушал, не слыша, но казалось, что слышал. Мишка такой большой, машет руками и что-то говорит, кажется, про то, что топит с матерью печь и чистит дорожки от снега. Мишка приподнялся на стуле и поднял руки выше головы. Сугробы он насыпал вот такие... Снега много, похоже, в этом году... Никитин улыбался и опять проваливался на остров...

  Опять брёл по воде, блестевшая чешуями на солнце вода крутила и крутила свои водовороты. Он открывал глаза, рядом опять была одна Даша. А иногда её не было долго, и он уходил на песчаный пляж, вытягивался на песке, спал... Потом врач сказал "молодой организм... прогнозы хорошие, не понятно только, почему его так переклинило, и вы, Дарья Михайловна, толком ничего не объясняете, ну да бывает, жизнь она порой так перекрутит". Перекрутит. Запомнилось слово.

  Домой он вернулся через два месяца, под самый Новый Год. С хорошими прогнозами, с сочувствием доктора "сорок пять, ёлки-палки, держитесь, всё будет хорошо", перечнями каких-то непереводимых диагнозов и лекарственных средств, но в квартире затосковал. Ничего не получалось делать. Страх. Страшно шевельнуться, согнуться, кашлянуть, засмеяться... Даша боялась больше него, её испуганные глаза преследовали его повсюду, да он и сам боялся, боялся, чего уж там. Но через пару недель, видя его тоскливый взгляд в окно, она сказала:

  - А если уехать на дачу?

  Никитин не услышал, увидел по губам и угадал слово "дачу".

  Кивнул отчаянно как-то.

  Она рассмеялась.

  - Правда, я совсем не умею топить печь. Вечно она у меня дымит. Научусь.

  Он опять ничего не понял, но сказал:

  - Ты чего, я же ещё не умер, руки ноги целы, печь я растоплю сам, а дрова Воронов поможет наколоть.

  Воронов крикнул в трубку:

  - Вы там с ума сошли, Даша! - а потом нерешительно засмеялся: - Но я рад, честное слово, как же я рад, слышать вас с этими дровами... Приеду, ждите!

  Даша написала ответ слово в слово, и, смеясь, показала Никитину. Тот сказал Воронову:

  - Давай, жду, врач разрешил коньяк по три капли в глаз!..

  Так и уехали на дачу. Закрыли квартиру и уехали. Старый дом встретил запахом нетопленного жилья, полосами света на полу сквозь ставни и скрипом ступенек. Воронов появился уже к обеду. Махал топором всю субботу и воскресенье, после обеда в воскресенье подъехал и Малинин. Василий приехал со своим топором.

  - У тебя, поди, один. Пора котёл ставить отопительный! - крикнул он, выбираясь из машины.

  Малинин был любителем всяких удобств. А Никитин выслушал Дашу с переводом и сказал:

  - Дом старый, жалко. Печь ведь хорошая, настоящая, топить одно удовольствие, от котла какая радость? Потом просто куплю готовые дрова, эти у меня с осени приготовлены были. Ну и с работой пока проблемы будут. Пока. Так что пока топим печь, - рассмеялся он.

  - Так мы без тебя поставили бы! С работой проблемы, да бог с ней работой, сейчас не это главное... ты давай это не разводи тут, понимаешь... - сказал невразумительно и возмущённо Василий. Закашлялся.

  Потом топили баню, жарили мясо, побродили по пустому пластилиновому городу, Малинин возмутился, что всё пропустил, а потом сказал:

  - Струсил я тогда, чего уж там. Не пойми что! Человечки какие-то. Если и правда они ожили, что тогда делать вообще не понятно. Чудеса какие-то. Подумал, может, само собой рассосётся.

  Лицо Василия было серьёзно и растерянно. Посмеялись и пошли вниз.

  - Идите вперёд, я пока тихоход.

  - Надо тебе лифт поставить! - крикнул снизу Василий.

  - Закабанею ведь, в двери не пройду, - смеялся Никитин.

  - Да нет, - проворчал Лёня, - дом рухнет от лифта вашего. От возмущения рухнет. Ножками, ножками надо ходить, каждую половицу чувствовать, дерево ведь, настоящее. Построен когда?