- Да ему немного. Полсотни лет, - ответил Алексей, - отец с дедом вместе строили, но спальня наша - осталась от прежнего дома, ей побольше будет, около семидесяти, пожалуй. Раньше здесь деревня была, а теперь сплошь дачники.
В воскресенье к вечеру все разъехались.
Пластилиновых человечков, город и глыбу в двух коробках привезли только через три дня, когда дом прогрелся. Их подняли наверх.
Вечером Никитин поднялся в мансарду. Лёг на диван и стал смотреть на город. Даша сидела тут же, закутавшись в плед, спиной навалившись на Никитина, по телефону разговаривала с подругой.
Горела настольная лампа. Глыба лежала, человечки все стояли на полу. Неожиданно заговорил Кондратьев.
- Прошу прощения, Дарья Михайловна, - откашлялся он.
Даша охнула и подняла глаза от телефона. А архитектор церемонно продолжил, выдвинувшись вперёд:
- Признаюсь, когда вы нас искали в поле, я сказал, чтобы никто не откликался. Побоялся вас, что вы всем про нас расскажете. Зря. Сейчас все были бы целы. Это я виноват во всём, что случилось...
Никитин слушал, подавшись, вперёд, глядя то на Кондратьева, то на Дашин профиль в свете лампы. Она слушала напряжённо. До этого она видела лишь живую Тяпу, и ни разу - самих человечков. То, что человечки просто не откликнулись тогда, потрясло её, она закусила губу. "Расплачется сейчас Дашка от обиды, столько испытаний на неё свалилось, - подумал Никитин. - Но не испугался бы и народ..."
В трубку на коленях Даши крикнула пару раз подруга и отключилась. Громко запикало и вскоре перестало.
- Но этот день... он стоил того. Он вспоминается и вспоминается, - говорил Кондратьев, он оглянулся на своих.
Платон, Николай, Мюнхаузен... пятнадцать человечков совсем новых, они так и не ожили, думал Никитин, глядя на них.
- Вот мы и решили сделать кино и показать вам. Кино называется "Нас не проглотишь!" Первая серия - "В травинах".
Никитин пробормотал:
- Какое кино?
Даша беспомощно оглянулась на него, отвернулась опять и тихо, но очень твёрдо сказала:
- Давайте, Кондратьев. Всем не просто пришлось, вам тоже.
Упёрлась локтями в колени, подпёрла подбородок кулаками и приготовилась смотреть. Никитин вздохнул. Запереживал. Всегда у него это срабатывало, когда у кого-то что-то могло не получиться, он, казалось, переживал больше того, у кого не получалось, казалось, он сам ошибся. Поэтому не мог ходить на детские праздники. Мишка однажды совсем забыл стихотворение, как ни подсказывал ему Никитин, он так и не вспомнил, расплакался. А Никитину щипало глаза и свербило нос, отчётливо казалось, что это он стоял посреди зала, на него смотрят видеокамеры, фотоаппараты, телефоны, теперь модно на праздниках смотреть на детей айфонами и телефонами, а не глазами, может, поэтому Мишка и смешался. Никитин тогда стоял в третьем ряду, его попросили не загораживать кадр. Вот и сейчас он напрягся, страшно стало. Они такие настоящие, кино сняли, а вдруг у них не получится что-нибудь.
А Кондратьев, решительно вздёрнув подбородок, сказал:
- Вы его снимите, Алексей Степанович, и продайте, у вас будут деньги. Только не говорите, что мы живые. Будто вы нас нарисовали. Мне кажется, смешно получилось. В главных ролях, - возвестил приподнятым голосом архитектор, отделяя вступительную часть, - доктор Айболит - Платон, архитектор Кондратьев, Николай и Мюнхаузен - они собственно сами, Аглая - девушка без имени...
Никитин рывком сел. Он вдруг увидел, как шевельнулась и вышла вперёд фигурка девушки, которую он слепил уже в последние дни. Из тех, кто так тогда и не ожил. Выходит, они просто не объявлялись.
Лепил он её легко, с радостью какой-то и боязнью кого-то обидеть, он тогда как раз опять решил, что не может не лепить. Девушка оказалась не похожа ни на кого. Стройная, обычная, в джинсах, в кроссовках, в куртке, длинные тёмные волосы собраны в хвост, спрятаны под куртку. Сейчас понял, что она очень похожа на девушку с той старой фотографии, только с тёмными волосами.
Девушка вышла вперёд и встала рядом с Мюнхаузеном. Стояла она свободно, выставив вперёд правую ногу. Никитин рассмеялся. Ему хотелось сказать, что это неправильно, ведь девушка без имени, хотелось придумать тут же. Но он уже боялся их спугнуть.
Никитин взял у Даши телефон и стал снимать видео. Когда началась первая серия, и были расставлены пластилиновые травины, десять в ряд, сантиметров по десять каждая, Никитин тихо сказал:
- Ох ты ж, да это декорации. Ну вы даёте, Кондратьев. Снимаю шляпу.
Кондратьев не подал виду, как истинный актёр, лишь уголок губ его дрогнул.
В серии "Нас не проглотишь", Никитин увидел, как смеётся Даша. Она повернулась и сказала:
- Нас не проглотишь, Никитин.
- Это да. Получается, нам ещё корабль надо построить, на колёсах. Я тебя слышу, - сказал Алексей, - неужели я опять слышу...
Снятый фильм тут же отправили Воронову. Лёня позвонил вечером, сказал задумчиво:
- Ну ничего себе... И это они сами?
- Говорю же, сами.
- Не может быть.
- Ну да, я тоже так думаю. Но оно есть...
- Что оно?
- Не знаю, как сказал Меркульев, но что-то есть.