- Что ж вы медлите! - переводя дыхание прохрипел он.
Кэйл рванул наружную дверь и с прилипшей ко лбу прядью волос, в комнатных туфлях ворвался в помещение. Он промчался по полутемному коридору до поворота, несколько поостыл и повернул обратно. И снова он столкнулся с Арчибальдом Уэнделлом, по пятам следовавшим за ним. Хлопнула наружная дверь, и они быстро обернулись: вытирая лицо платком, к ним торопился Лесли Лэрой. В коридоре тут и там лежали какие-то бумаги, под ногами сухо потрескивало стекло, зеленоватый пластик на полу был забрызган бурыми и черными пятнами и местами прожжен. Они поглядели и, не проронив ни слова, кинулись по своим кабинетам.
Вывихнутой во "сне" правой рукой Марби Кэйл едва мог двигать. Замок долго не поддавался. Обозлившись, он тихо выругался. Наконец дверь распахнулась. Кэйл торопливо захлопнул ее за собой и кинулся к письменному столу. Свет в кабинете он не зажег, и за его спиной сквозь приспущенные шторы за широким окном догорали кровавые отсветы заката.
- Как поживаете, Марби? - послышался откуда-то слева тихий, размеренный голос.
- Так вы все еще здесь? - Кэйл круто повернулся.
Прислонившись к стене, стоял Оукер ван Ривер. Его узкое лошадиное лицо кривилось в ухмылке.
- Я знал, что вы снова придете,- промолвил он, чуть шевельнувшись.
- Мне давно бы следовало сменить замок, чтобы воспрепятствовать непрошеным визитам,- холодно процедил Кэйл и шагнул к двери.
- Постойте, Кэйл.- Фигура у стены переменила позу. - Должна ведь существовать, по-видимому, связь между тем, что во сне вы съездили мне по морде, а наяву у меня разболелась челюсть? Ведь вы слывете смышленым человеком. Как это получилось?
- Что вас привело в мой кабинет? Или вы думаете, что это продолжение "сна".
- Я решил дождаться вас, чтобы услышать ваше мнение,- без тени смущения отозвался Оукер ван Ривер, вступая в полосу света, еще сочившегося из окна.
- Только за этим?..- с иронией заметил несколько изменившийся в лице Кэйл.
- За чем же еще? Конечно, не за бумагами,- нагло пояснил он.- Вы повредили руку? - насмешливо поинтересовался он и развязной походкой направился к стулу.
Марби Кэйл всегда испытывал откровенную неприязнь к этому человеку. Когда два неглупых специалиста работают в близких областях и знакомы, они испытывают друг к другу или симпатию, или неприязнь. Дух соперничества не оставляет им ничего другого.
Кэйл открыл рот, чтобы напомнить гостю о правилах этикета, но в это время дверь за его спиной распахнулась и появился еще один человек. Он почти вбежал и, сразу заметив Кэйла, обрадованно уставился ему в лицо. Его появление несколько разрядило атмосферу в кабинете, весьма сгустившуюся после того, как под Оукером скрипнул стул.
- Хорошо, што я жаштал фаш, шеф,- быстро заговорил ассистент Кэйла,только што мне попалиш нафштрешу профешшора Хитшелл и Роулетт. Оба они ошень фжфолнованы шем-то и шильно ращштроены. Хитшелл, проходя мимо, даже шкажал: "Нешлыханное бежображие! Не шлужители науки, а хулиганы и пьяниши! Он, Роулетт и вше, кто шейшаш в лаборатории, шобралиш у директора. Миштер Брэдшоу не пояфлялша. По общему мнению, нажрефает нешлыханный шкандал! Гофорят, што под фидом шна шофершены прештупления и хулиганштфа и жамешаны фидные шотрудники..."
- Благодарю вас, Хьюберт, за информацию,- сказал с иронией Марби Кэйл, искоса посматривая на Оукера.- А вы, сэр, разве не намерены получить свою порцию позора? - как бы невзначай уронил он и сделал движение, точно хотел выйти из кабинета.
- Отчего же? Я иду с вами,-простодушно отозвался Оукер ван Ривер,пусть никто не останется в обиде.
- И я так думаю,- усмехнулся Кэйл, уже спокойно посматривая на коллегу.
Они вышли. Позади них у парадной двери раздавались частые нестройные удары щеток и жужжал пылесос: это усердствовали штатные уборщики. Стараясь превзойти друг друга, они ревностно и энергично устраняли следы неожиданного разгула своих высокооплачиваемых "коллег". Те в это время шумно обсуждали на втором этаже невыясненные причины массовых бесчинств.
Резкие, возбужденные голоса были слышны еще из коридора.
Кабинет директора морской лаборатории Бенджамена Брэдшоу утопал в табачном дыму. Можно было подумать, что во рту каждого участника этого своеобразного сборища было по заводской трубе, непрерывно извергавшей белые, серые или синие едкие клубы. Стихийное собрание находилось в той стадии нервного напряжения, хорошо знакомого напроказившим школьникам, когда ожидание наказания не может ослабить удовольствия от шалости.
- Еще три участника сомнамбулического сеанса! - выкрикнул гельминтолог Хьюлетт Брасс.- Добро пожаловать, джентльмены. Почтете нужным исповедаться перед грешной братией? - "Грешная братия" всколыхнулась от смеха, словно пузыри накипи на ржавой воде, в которую бултыхнулась лягушка.
- Всмотритесь, Хьюберт,- обратился Кэйл к ассистенту,мы с вами, дитя мое, в балагане на спектакле, поставленном силами любителей.
От обращения "дитя мое" Рутта передернуло. Он был близок к тому, чтобы вспылить, но вовремя сдержался. От уважения, которое он испытывал к шефу, не осталось и следа, и с ненавистью Хьюберт подумал: "Ишь как задрал нос... "Дитя мое"! А всего лишь респектабельная глиста на цыпочках!" Уничтожающее сравнение несколько утолило его чувство обиды, и он ограничился тем, что довольно бесцеремонно высвободил из-под руки шефа свое плечо.
- Кто только, черт побери, дал вам право в таком духе отзываться о нас?! Эээ... Это неслыханная дерзость! - прошипел позеленевший профессор Хитчелл.
- За что, собственно, Кэйл, вы ударили Оукера? - без обиняков спросил профессор Роулетт, разглядывая ножку большого письменного стола.
Кэйл вскипел: - Этот джентльмен пытался украсть у меня набросок статьи по филогении жаброногих! - прогремел он.- При этом мое присутствие в кабинете он по рассеянности в расчет не принял!