— Экое бесовское наваждение… — пролепетал Рюпи, и по спине его побежали мурашки, — и все корчатся, извиваются…
Приятели приутихли. Кальмар не спускал с них два своих телескопа, словно два спаренных орудийных ствола с наведенным в их головы прицелом. Из глубины подсознания поднимался бессмысленный страх.
— Уйдем отсюда, — почти жалобно выдавил Клюни, дотронувшись до руки приятеля. — Нехорошее это место. В этом чудище сидит дьявол.
— Вернемся к вопросу о змеях, — объявил после завтрака Уэнделл. — Надо на что-то решиться в этом смысле: останемся ли мы здесь или переправимся в другое место? Я за то, чтобы найти место поспокойнее…
Но и на новом месте с ними случилось то же самое.
Через час после очередной неудачи с отловом змей члены экспедиции вместе со шкипером Холтом при молчаливой поддержке Марби Кэйла приняли решение вернуться на атолл.
«Аргонавт» медленно шел узкими, зловещими проливами, где волны прибоя вскипали пеной, кружась и прорываясь поверх коралловых отмелей. В этих природных лабиринтах с заманчиво теплой водой один неверный или чрезмерно поспешный поворот штурвала мог отправить шхуну на дно. Тут и там мы замечали выставленные над водой треугольники плавников акул. Плоские, смятые обручи островов с белоснежными пляжами кораллового песка царапали у горизонта золотые волокна облаков синей щетиной пальм.
Ленивый покой, покой довольства и безразличия, как пьянящие испарения, поднимался от теплого океана. В прогретых солнцем лесах из водорослей неслышно и проворно скользили в красочных нарядах полосатые и пятнистые морские змеи — более ядовитые, чем индийские кобры или американские гремучие змеи. Это был издревле их мир, где они рождались, набирались сил, ныряли, стремительно настигая рыб, и где они оканчивали свои дни.
Прежде чем рассказать о событиях на атолле, я, Гарольд Мак-Гроу, должен признать, что участником или свидетелем их не был. Я находился за много тысяч миль от нашей лаборатории, где руководил погрузкой на судно заказанного нами нового оборудования для океанариума. И если бы не любезность моего старого друга Уэнделла и отчасти Лэроя, ни я, ни вы, уважаемый читатель, не узнали бы странного продолжения одной весьма недостойной истории. Я не могу ручаться за достоверность и последовательность в развитии событий, хотя названные выше джентльмены заверили меня в их подлинности.
Настроение участников экспедиции было не из лучших, и все стремились возможно скорее вернуться на атолл, ставший их домом. На третий день плавания они обнаружили и выловили несколько кожистых черепах и меч-рыбу. Свободные от вахты или работы люди подолгу простаивали на палубе, любуясь, как деревянный брус форштевня без видимых усилий режет воду, как рассеченные надвое хлопья пены в крутящихся бурунах стремительно, с мелодичным журчанием уносятся вдоль бортов. Странные воспоминания, иногда настораживающие, иногда пугающие, бередили душу людей.
В один из таких дней, когда полуденное солнце заливало океан и от смоченной водой палубы поднимался колечками пар, а назойливые мысли о пережитом приобрели едва заметный привкус нереальности, Арчибальд Уэнделл возымел желание навестить узника.
Стоя в полутьме трюма, куда был переведен кальмар, он докуривал сигарету. Мысли его витали вокруг странного пришельца глубин, светившегося сейчас со дна бассейна молочно-матовым, а местами опаловым светом. Теплые испарения трюма смешивались с ароматным табачным дымом. Замедленные движения кальмара в теплой воде бассейна, временами пробегавшие по его телу синеватые и желтоватые полосы привлекли внимание Уэнделла, и сигарета, которую он сжимал в пальцах, успела погаснуть. Он нащупал в кармане коробок, чиркнул спичкой и, чтобы не обжечься, прикуривая короткий окурок, извлек из нагрудного кармана легкой куртки маленькое зеркальце, которым пользовался при бритье. Краем глаза он уловил движение светлых пятен в водоеме, искаженных преломлением, и, затянувшись, бросил взгляд в их сторону. Он увидел, что кальмар медленно пересекает разделявшее их пространство и, остановившись у ближней стенки водоема, пристально всматривается, как показалось Уэнделлу, в его лицо.
Мистер Уэнделл выдохнул длинную струю дыма и, опустив руку с дымящимся окурком, придвинулся к самой воде. Теперь он мог лучше рассмотреть те участки кожи, которые светились более интенсивно. Но Уэнделл не простоял так и минуты. Тихо подобравшись к самому краю водоема, кальмар выставил из воды щупальце (было ли это случайным совпадением или вполне осознанным движением, этого Уэнделл так и не понял) и потянулся к дымившемуся окурку. Зоолог склонен был почему-то остановиться на второй версии.
Как бы то ни было, но Уэнделл совершенно непроизвольно отпрянул назад. Со странным, раздвоенным чувством он посмотрел на огонек сигареты, на повисшее в воздухе щупальце и ощутил, как странное оцепенение в теле и в мыслях медленно разливалось дюйм за дюймом, погружая в пустоту безразличия, безволия. Потребовалось значительное усилие, чтобы стронуться с места и уйти. Он нетвердо переступал одеревеневшими ногами. Потом в глубокой растерянности поднялся на палубу. Он поторопился рассказать об этой нелепости коллегам, внеся вполне понятное смятение в их представление о вкусах, запросах, инстинктах и сообразительности головоногих.
— Представьте себе, — сообщил Уэнделл жадно слушавшим коллегам, — мое, мягко говоря, удивление на феноменальную реакцию Кузена. Я стоял и, посматривая на него, курил. Казалось, он внимательно наблюдал за мной. Устремленные на меня стебельчатые глаза, как два бинокуляра, и какая-то не вполне ясная заинтересованность в поведении. Мне вдруг представилось, что кальмара взволновала моя сигарета. Его щупальце повисло в воздухе и потянулось к сигарете. На миг я мысленно увидел чудовищную картину: кальмар с зажатой в щупальце намокшей сигаретой, пробующий ее на вкус!.. Фантосмагоричность этого меня сразила, и я отпрянул.