Выбрать главу

Люда привезла политическую литературу, легальную и нелегальную, и давала читать Володе, так как нашла его очень повзрослевшим и интересующимся политическими вопросами. Ему было тогда двенадцать лет.

Люда дала прочитать Володе два запрещенных тогда стихотворения. Одно из них призывало солдат не слушаться царского правительства, которое посылало их на усмирение революционных восстаний:

Постой–ка, товарищ! Опомнися, брат!

Скорей брось винтовку на землю

И гласу рабочего внемли, солдат,–

Народному голосу внемли!

Зачем ты винтовку свою зарядил?

В какого врага ты стреляешь?

Без жалости брата родного убил,

Детишек его избиваешь...

Ты здесь убиваешь чужих. У тебя

В деревне семью убивают...

И издали грозно твоя же семья

Тебя же, солдат, проклинает...

Все улицы русских больших городов

Залиты народною кровью...

Там дети рыдают... и тысячи вдов

Клянут свою долюшку вдовью...

Несчастная мать, потерявши дитя,

Над трупиком горько рыдает

И грозно, солдат, проклинает тебя!

Ты слышишь? – Тебя проклинает!

Ты мать и отца у ребенка отнял,

И кто их убийца – он знает.

И вот с легионом рабочих детей

Малютка тебя проклинает...

Постой же, товарищ! Опомнися, брат!

Скорей брось винтовку и с нами

Восстань за свободу, и вместе пойдем

На бой, на кровавый, с врагами...

Так брось же винтовку и громко кричи:

"Нет, братья, солдат – не убийца!

Солдат уж проснулся и даст вам ключи

К покоям царя–кровопийцы!"

Проснулась пехота, проснулся матрос,

Проснулась казацкая сила,

И грязный, отживший военный колосс

Уж жажда свободы сломила...

Постой же, товарищ! Опомнися, брат!

Скорей брось винтовку на землю

И гласу рабочего внемли, солдат,

Народному голосу внемли:

"Честнее на улице, в правом бою

Погибнуть за лучшую долю,

Чем там – на войне – в чужеземном краю

Нам пасть, защищая неволю!" 3

В другом стихотворении высмеивался царь Николай Второй;

Как у нас в городке

На Неве на реке

Ника.

Из себя вышел вон,

Ножкой топает он

Дико.

И кричит: "Ей–же–ей,

Им не дам, хоть убей,

Воли!

Будет все, как и встарь,

Аль я больше не царь,

Что ли?!

Я повластвую всласть

И не сделаю власть

Мою куцей.

Прикажу все смести,

Но не дам завести

Конституций.

Мне сказала ma mere,

Чтобы брал я пример

С папы.

И задам я трезвон

Всем, кто тянет на трон

Лапы.

Ведь по дудке моей

Пляшет много людей

Очень,

Хоть и молвит молва,

Что моя голова

Кочень.

Земцам будет беда,

Ишь полезли куда?!

Шутки?!

Вам парламент? Да нос

Еще ваш не дорос.

Дудки!

Мне же нос, господа,

Я клянусь, никогда

Не утрете.

Я скажу напрямки:

"Пошли вон, дураки".

И пойдете".

– Ох ты, царь Николай,

Ты на земцев не лай.

Ишь задорник!

Ты б их слушал совет,

А ругня не ответ –

Ты не дворник!

Лучше земцам внемли:

Они люди земли –

Нашей.

А не то – путь иной:

К немцам с сыном, с женой

И с мамашей! 4

На Володю эти нелегальные стихи произвели огромное впечатление. Он вспоминал их в своей автобиографии и говорил:

"Это была революция. Это было стихами. Стихи и революция как-то объединились в голове".

В августе Люда снова уехала в Москву. Перед ее отъездом мы сфотографировались всей семьей.

Занятия в учебных заведениях шли плохо. Мы получали от Люды волнующие и интересные письма. В свою очередь, мы сообщали ей о наших событиях. Оля и Володя обо всем писали сестре. Эти письма конца 1905 года сохранились.

В одном из них Володя писал:

"Дорогая Люда!

Прости, пожалуйста, что я так долго не писал. Как твое здоровье? Есть ли у вас занятия? У нас была пятидневная забастовка, а после была гимназия закрыта четыре дня, так как мы пели в церкви "Марсельезу". В Кутаисе 15–го ожидаются беспорядки, потому что будет набор новобранцев. 11–го здесь была забастовка поваров. По газетам видно, что и у вас большие беспорядки...

Целую тебя крепко.

Твой брат Володя".

В другом письме Володя сообщал сестре:

"Дорогая Люда!

Мы получили твое письмо 1–го и сейчас же все уселись писать. Пока в Кутаисе ничего страшного не было, хотя гимназия и реальное забастовали, да и было зачем бастовать: на гимназию были направлены пушки, а в реальном сделали еще лучше. Пушки поставили во двор, сказав, что при первом возгласе камня не оставят на камне. Новая "блестящая победа" была совершена казаками в городе Тифлисе. Там шла процессия с портретом Николая и приказала гимназистам смять шапки. На несогласие гимназистов казаки ответили пулями, два дня продолжалось это избиение. Первая победа над царскими башибузуками была одержана в Гурии, этих собак там было убито около двухсот. Кутаис тоже вооружается, по улицам только и слышны звуки "Марсельезы". Здесь тоже пели "Вы жертвою пали", когда служили панихиду по Трубецкому и по тифлисским рабочим 5.

Пиши и мне тоже. Целую тебя крепко.

Твой брат Володя".

События кутаисской и гимназической жизни 1905 года находили отражение также в письмах Оли, ученицы пятого класса Кутаисской женской гимназии. Она писала сестре в Москву:

"...Сегодня получила твою открытку. Володя тоже перешел в третий класс, что уже тебе должно быть известно.

У нас в Кутаисе полицейских и шпионов, как собак, душат. Позавчера ранили двух полицейских и одного пристава. Один из них уже умер, а два пока живы...

Сегодня у нас сходка по тому поводу, чтобы сбавили нам прибавленные десять рублей 6. Я, конечно, первая согласилась подать требование. Сегодня я все утро с Кургановыми ходила по домам собирать на сходку. Я маме сказала, что я иду на сходку, и мама разрешила, это очень приятно.

...Сегодня у гимназистов должен быть молебен перед ученьем, и они заставили служить панихиду по убитым в Тифлисе".

"...Здесь реалисты и гимназисты бастуют до тех пор, пока не снимут военное положение. Представь, до чего озверела полиция.

В старом здании реального училища "на всякий случай" стоят пушки. Поневоле им приходится бастовать, да я думаю, что и из родных никто не пустит своих детей. У нас была целая неделя забастовка, а вчера начались занятия, учениц приходит по пяти или шести из каждого класса.

...После окончания речей мы по улице прошли с "Марсельезой", но полиция не вмешивалась. У нас теперь собираются хулиганы пройти по улицам с портретом Николая. И тогда, конечно, произойдет та же история, что и в Тифлисе".

В других письмах она сообщала:

"...Мы сегодня потребовали отслужить панихиду по Трубецкому, а также и по убитым в Тифлисе.

В мужской гимназии тоже потребовали отслужить панихиду, после которой они в церкви же стали петь "Вы жертвою пали". Теперь мужская гимназия закрыта".

"...Володя сегодня первый раз пошел в гимназию, и с первого же раза гимназисты потребовали себе залу для совещания. Они решили требовать удалить плохих учителей, а также, кажется, и директора, а в противном случае будут бастовать".

Двенадцатилетний Володя весь отдался событиям, которые он переживал с исключительной активностью. Он ходил радостный и гордый. Часто повторял: "Хорошо!" Он настолько интересовался революционными событиями, что звал обо всем происходящем в городе.