Сперва мы сшивали лиф; затем, после того, как были пришиты рукава и воротник, приступали к сборке юбки: примерив её на ту или иную синьорину, закрепляли булавками, присборивали к талии и, наконец, прострачивали на машинке. Может, дело в потрясающем качестве ткани, но для меня всё происходившее напоминало раскрывающуюся лепесток за лепестком головку цветка. А синьорина Джемма в моих фантазиях превратилась в Золушкину фею-крестную, с помощью волшебной палочки превратившую тряпки в наряд, достойный принцессы. Порой только профессиональная гордость удерживала меня изумлённых или восхищённых возгласов: я старательно делала вид, что предугадываю каждый следующий шаг и понимаю, как его сделать, хотя за этот месяц узнала о портновском ремесле куда больше того, чему меня за много лет научила бабушка и чему смогла научиться сама, читая журналы.
Возвращаясь вечерами домой, я едва передвигала ноги от усталости, но всё равно таскала машинку с собой, боясь оставить её в доме Провера: вдруг кто-нибудь, например, Томмазина, из любопытства решит поиграть с ней, покрутить ручку в обратную сторону, погнёт, а то и сломает лапку или ушко иглодержателя? Лучше уж самой за ней приглядывать. Добравшись до своей комнаты, я с жадностью набрасывалась на минестру и хлеб, которые гладильщица оставляла для меня чуть тёплыми на плите, и не могла не задаваться вопросом, как же держатся моих компаньонки, за целый день съедавшие только по паре гренок: даже наскоро перекусив в полдень полентой с сыром, я до вечера мучилась от голода. Но удовольствие от проделанной работы помогало забыть обо всех неудобствах.
Синьорина Джемма выбрала для приёма и бала три очень похожих модели, отличавшиеся только вырезами, количеством складок на юбках, кружевами и лентами. У тех, что предназначались обеим девушкам, турнюр был совсем небольшой. Рукава-фонарики с буфами, как того требовала мода, сужались к локтям, лиф спереди заканчивался остроконечным мысом, а колокола юбок струились по бёдрам. Когда платья наконец были готовы, никому бы и в голову не пришло, что их шили дома. Переодевшись, синьорины, как я и предвидела, превратились в настоящих красавиц, особенно когда тётя в ходе некого подобия генеральной репетиции уложила им жёсткими щётками волосы, украсив причёски перьями и лентами. Платье матери, учитывая её возраст, было несколько скромнее.
Адвокат Бонифачо, также посетивший комнату для шитья ради окончательной примерки, остался доволен. Словно не замечая моего присутствия (а может, зная о моей клятве), он сообщил дочерям, что переговоры с молодым офицером и племянником епископа завершились успешно, и теперь Альде и Иде оставалось лишь завоевать одобрение и симпатию будущих свекровей, которые вместе со своими мужьями и епископом непременно будут присутствовать на королевском приёме. Кроме того, они, разумеется, должны вызвать восхищение у обоих будущих супругов, которые не только впервые смогут увидеть их вблизи, но удостоиться в ходе бала определённого физического контакта: молодые люди наверняка не упустят возможности прижаться щекой к волосам избранницы, оценить мягкость её рук, тонкость талии, гибкую белизну шею, почувствовать её запах. «Не забудьте взять с собой мятные или фиалковые пастилки, – напомнил адвокат. – Нет ничего более неприятного для мужчины, чем дурной запах изо рта. И не говорите много. Впрочем, разве вы можете им не понравиться?».
Услышав слова отца, обе синьорины покраснели. Когда-то я тоже мечтала о первой встрече, о чудесном рождении влечения, о расцветающей любви... Но история синьорины Эстер и маркиза Риццальдо показала мне, сколько лжи скрывается за такими иллюзиями. Я смотрела на двух сестёр в их прекрасных платьях с японским рисунком и думала о несчастной мадам Баттерфляй, соблазнённой, обманутой, брошенной, доведённой до самоубийства. Синьорину Эстер спас отец, но отец Чио-Чио-Сан давно умер, он покончил с собой, чтобы сохранить честь, как сделала затем и его отвергнутая дочь. Интересно, как поведёт себя адвокат Провера, если молодые аристократы после вступления в брак причинят Альде и Иде боль?
Вечером я поговорила об этом с гладильщицей, но та, хоть муж по пьяни не раз её избивал, всё равно объявила, что я слишком пессимистична. Впрочем, никто из нас тогда и представить не мог, чем закончится история помолвки синьорин Провера.
Платья были готовы за три дня до прибытия королевы. Синьорина Джемма заплатила мне оговорённую сумму, не добавив на чай ни единого чентезимо, и, напоследок ещё раз напомнив о клятве, отправила домой. В сравнении с огромным количеством работы заработок мог показаться низким, но я была счастлива, поскольку полученный опыт был неизмеримо ценнее.