– А ну не остри мне! Не над чем тут смеяться, дурища! Донна Лючиния вне себя от злости. Давай-ка собирайся!
Я с нарочитым спокойствием отложила вилку, сходила к раковине вымыть руки, распустила пучок и тщательно заплела косы, отыскала под лавкой пару туфель поудобнее. Когда я, встряхнув тяжёлую тёмную шаль, накинула её, Ринуччу уже трясло от нетерпения.
– Ты уроки сделала? – поинтересовалась я у Ассунтины. – Хочешь со мной?
– Ну уж нет! Она желает поговорить с тобой наедине! Пошевеливайся, копуша! – рявкнула Ринучча.
Разрешив малышке поиграть ещё часок с подругами на улице, при условии, конечно, что она не будет прыгать через скакалку и не вспотеет, я, наконец, последовала за «молодой» служанкой. Несмотря на гневную отповедь, мне даже стало её немного жаль. Чем она, в конце концов, виновата? Напротив, Ринучче следовало посочувствовать: её-то ведь в завещание не включили. А теперь, оставшись один на один с надменной, деспотичной хозяйкой, ей и вовсе приходилось выполнять всю работу по этому громадному дому.
– А что, не хочет донна Лючиния взять служанку тебе в помощь, раз уж вы остались без Кирики? Может, кого помоложе? – спросила я по дороге.
– Об этом она тоже хочет с тобой поговорить.
– Со мной? Я-то тут при чём?
– Мне не докладывают! Хотела бы я знать, каких это дел ты натворила, что хозяйка так разгневалась! Она и раньше-то, как завещание огласили, вне себя была, а со вчерашнего вечера и того хуже стало.
Выходит, сплетники времени зря не теряли. Впрочем, я уже решила, что в допросе участвовать не собираюсь, своей версии событий излагать не стану и никаких извинений не принесу, даже если она их потребует. Нет, такого удовольствия я ей не доставлю.
Я, конечно, всего лишь бедная швея, а она – знатная синьора. И всё-таки она мне не хозяйка.
ОРУДИЕ ПРЕСТУПЛЕНИЯ
Бабушка учила меня уважать старость. Эти уроки вовсе не обязательно было облекать в слова: собственными поступками, собственным примером она показывала мне, что старостью с её багажом опыта и знаний, способностью ради выживания бесстрашно переносить, а когда и преодолевать боль вместе с множеством других тяжелейших препятствий, уже самой по себе стоит восхищаться, подражать, публично воздавать ей должное.
Жизнь же учила уважать богачей, независимо от их возраста, характера и поступков. Богатство делало их настолько могущественными, что они способны были сокрушить, уничтожить нас одним щелчком пальцев. Восхищение, однако, за богатством не следовало: мы могли сколько угодно осуждать и даже презирать богачей, но никогда этого не показывали. Особенно в их присутствии. Что бы там себе ни думали, а держались почтительно.
Донна Лючиния была стара, богата, и я не могла позволить себе об этом забыть.
Впрочем, застать её такой спокойной, такой сдержанной, практически окаменевшей в своём красном бархатном кресле у окна, я никак не ожидала.
– Ты заставила меня ждать. Где тебя носило? – не утруждая себя приветствием, надменно поинтересовалась она, едва я вошла в комнату.
– Работала, – в подробности вдаваться не хотелось. В гостиной было натоплено, и я, не спрашивая разрешения, скинула шаль, повесив её на спинку стула. Но осталась стоять, как и подобает швее перед синьорой.
Донна Лючиния отослала Ринуччу, велев закрыть за собой дверь. И мы остались вдвоём.
– Я тебя видела. Тогда, в коридоре, – начала она.
– Знаю.
– А ты хитра... Окрутила, значит, этого простофилю, моего племянника? Надеюсь, никаких глупостей в голову себе вбить не успела?
Я промолчала, но взгляд не отвела.
– Хотя нет, не думаю, – продолжала она. – Ты же у нас девка умная. И знаешь, что сколько хвостом ни крути, ничего из этой затеи не выкрутишь.
Я молчала.
– Так знаешь или нет? Вот бабушка твоя – она дурой не была. Почему же не научила, что такие, как вы, должны знать своё место?
Я продолжала молчать.
– Да только ты ведь честолюбива, как и все эти трущобные девки, нищие оборванки, которые спят и видят, что оденутся не хуже знатных синьор, напялят роскошную шляпу и, обмахиваясь веером, разыграют перед кем-нибудь из наших сыновей обморок, лишь бы обвести вокруг пальца да выпросить в подарок фамильные драгоценности! Или, того хуже, выскочить за них замуж! Что, неужели мой племянник ещё не предлагал тебе руку и сердце? Этому только дай юбку увидеть... Хуже дядюшки покойного, право слово! Трусливый недоумок! Но не стоит так уж доверяться его словам, не стоит питать иллюзий: Гвидо прекрасно знает, кто он и кто ты.