Проговорили мы всю ночь. Незадолго до того показан был по телевидению его фильм "Нос", который вызвал во мне некое смущение чувств. Я собирался написать в журнал, но прежде поговорить с создателем этого странного, странного фильма. Что Роллан Быков – спорщик из спорщиков уж это-то мне было известно. И говорили мы и шептали, и кричали, так, что к нам заглянула проводница, чтобы напомнить, что вагон спит. Теперь я предлагаю читателю успокоенный вариант нашего ночного диспута.
Ну, так. Давно известно, что телевидение могучее средство тиражирования произведений литературы. В отличие от кинематографа и театра, телевидение создает условия, более схожие с теми, в каких мы находимся, читая книгу. Понятно поэтому стремление телевидения воспроизводить книги и прежде всего произведения классической прозы. Но здесь-то и возникает множество проблем. И не только для сценаристов, режиссеров и актеров, но и для зрителей. У них должны непременно появиться определенные навыки восприятия. Телевидение обладает сильными средствами, многие из них все еще не изведаны. Оно берется за перевод на свой язык сложнейших произведений, сама мысль о переводе которых на теле экран – уже новаторство.
Телевизионный фильм "Нос", пример вторжения в новую область. О фильме спорили и зрители и критики. После повторного показа его по телевидению многие зрители обратились с письмами, в которых делятся своими соображениями. Я прочитал множество этих зрительских писем. Тогда-то я и решил поговорить с создателем фильма, тем более что он не только постановщик, но и исполнитель ряда ролей.
Итак, можно ли сыграть гоголевский "Нос"?
Я сказал: – В последнее время много пишут об экранизациях и инсценировках прозы, и, в частности, классической. От общих и безусловно правильных соображений о том, что надо быть верным духу автора, переходят к поискам законов и правил перевода классики на язык зрелищных искусств. Мне кажется, для того, чтобы выявить если не всю истину, то хотя бы часть ее, надо говорить конкретно – о данном авторе и данном произведении. То, что годится для одного, не подходит для другого. Вы согласны с этим?
Быков. Да.
Я.
И не следует забывать. С движением времени изменяется и наше восприятие, и наше отношение к произведениям. Инсценировка или экранизация, которая нас устраивает сегодня, через десять лет покажется устаревшей. Не так ли? Вот пример. Вряд ли сегодня найдется театр, который поставит инсценировку "Анны Карениной", имевшую такой оглушительный (и тогда, заметим, вполне заслуженный) успех в спектакле МХАТ в 1937-ом году. Исключение всей линии Левина сегодня неприемлемо. Не только страдания и драма Анны интересует нашего зрителя, но и философия развития личности и взглядов Толстого на общее состояние России. И театр теперь имеет средства показать это увлекательно и динамично. Театральные зрители научились понимать драму идей. Театр стал более философичным, более интеллектуальным. Так что будем говорить конкретно о "Носе" и в нашем разговоре неизбежно возникнут и проблемы общие.
Быков.
Нет, все-таки сначала несколько слов об общих проблемах. Для меня литература по отношению к кинематографу и школа, и манящая вершина, и сокровищница неисчерпаемых возможностей. Знаете по старому классическому определению – кино – это искусство движущейся фотографии… Но не все выраженное в слове, так уж легко сфотографировать. Вот тут-то и начинаются наши проблемы. Когда литература оперирует фактами, документами, когда сам жанр требует жизнеподобия, кинематограф чувствует себя отлично. Его естественный язык фотография органичен, свободен, емок, выразителен. Здесь экран соперничает с прозой. Но когда жанр начинает требовать условности, когда темперамент автора расщепляет факт, словно какой-нибудь атом, когда энергия мысли раскаляет художественную материю произведения до критических температур, кинематографу становится невероятно трудно. И особенно там, где он встречается с фактом слияния фантастического и реального, как в гоголевском "Носе". Тут перед кинематографом стоит задача обретения литературного могущества. И не случайно эта гоголевская повесть никогда и никем не экранизировалась.
Я.
Задача сложная еще и потому, что режиссер должен перевести прозу в зрелищное искусство, а она, проза, предназначена автором-то совсем не для другого способа восприятия. Должен произойти диалектический скачок в сознании читателя. Он превращается в зрителя! Воображение читателя невероятно активно, воображение зрителя куда как более пассивно, особенно в начале, его еще надо растормошить, заставить работать. Мне кажется, многие пишущие о театре, кино или телевидении не учитывают этого скачка. В вашем же случае задача, по-моему, была просто головоломной,
Быков.
Несомненно. Хотя мне кажется, что мы порой искусственно преувеличиваем пропасть между экранизацией прозы и постановкой фильма по специальному сценарию. Сценарий тоже произведение литературы и нередко большой литературы. Только в нем уже заложена постановочная идея, а это зародыш режиссуры. Таким образом проблемы экранизации часть режиссерской проблемы, вопрос ее состояния и развития Экранизация произведений, не приспособленных специально для кино, как правило, требует особой энергии режиссерской мысли, она часто ставит новые постановочные задачи и, когда они решаются успешно, происходит обогащение кинематографа. (Тут я подумал, что энергии режиссерской мысли Быкову не занимать!).
...Возьмите театр. Инсценировка прозы и стихов вылились в некий совершенно особый театральный жанр пластической режиссуры что-то вроде литературно-драматического варьете.
Когда литература выводит кинематограф на перекресток, где пересекаются дороги фантастического и реального, у экрана появляется возможность серьезно расширить сферу приложения своих сил, он может говорить о самых скрытых сторонах человеческой жизни, выражать не только явное, но и тайное. Становится возможным исследовать человеческое подсознание и те стороны социальной жизни, которые стоят над сознанием человека.
Я.
И так Вы и пришли к мысли экранизировать "Нос"?
Быков.
На такой вопрос всегда сложно ответить. Гоголь для меня вечно манящая даль. Я снимался в "Шинели", играл пьесы Гоголя студентом, потом в театре. Мечтал и мечтаю поставить "Ревизора", "Записки сумасшедшего", "Портрет". К "Носу" я шел и в своих фильмах "Айболит-66", "Автомобиль, скрипка и собака Клякса", где пытался соединить реальность и условность. Загадка "Носа" волновала меня, как знаменитая улыбка Джоконды, как Тунгусский метеорит. Я написал десяток сценариев-гипотез. И я благодарен судьбе за то, что телевидение дало мне возможность перенести на экран эту прекрасную, может быть, не самую читаемую, но наверняка самую "странную" повесть русской литературы.