Выбрать главу

Так возьми всю жизнь мою!

Нет, нет, нет, не хочу.

Ничего я не хочу!"

И это "нет, нет, нет, не хочу!" – с такой страстью, что так и видишь эту черноокую, которая вся устремлена к нему, к неведомому. Еще не пришедшему. И все ему – пусть он и такой и сякой, но это он – и все ему.

Кто передавали концерт по телевизору из Дома Союзов. Этот романс пела известная певица. Голос звучал колокольчиком, но так было все легко и все пусто, точно это был совсем другой романс.

А здесь Ее гимн Ему, возлюбленному, который и не назван, не участвует в романсе. Но ради него это "нет, нет, не хочу". Это надо пережить как "да, да, хочу", но только обращенное к другому, прекрасному. Ну и, конечно, надо переживать, а не исполнять.

В сорокинских романсах своя, четкая драматургия. Но вершиной вечера или, проще сказать, ночи была "Малярка". О ней надо рассказать особо. К ней Сорокин подходи постепенно.

А уж когда полностью войдет в свою песенную стихию, заживет ею,

зажгется, уж тогда он угостит – "Маляркой", позволит присутствовать при этой драме.

Она поется по-цыгански. Сорокин предваряет ее рассказом. Песня была услышана Пушкиным в его скитаниях по Бессарабии. Девушка Малярка, дочь главы табора. У нее жених, молодой, красивый, любимый. Приезжает старик, сильный хозяин соседнего табора, и сватает ее. Отец согласно обычаям не может отказать, а дочь не смеет противиться его воле. Малярку выдают за старика. Но друзья жениха крадут ее во время свадебного пира, и влюбленные бегут. Снаряжена погоня. Их догнали, жениха убили, и Малярка стонет над его телом, жалуется на судьбу, оставившую ее в живых.

Сказав это, Сорокин стал перебирать струны своей гитары, словно советуясь с ней о чем-то, а потом запел на заманчивом, больше похожем на таинственные степные выкрики языке. Пенье с первого же звука захватило, и повело, и понесло куда-то. Он пел строго, с мужественным драматизмом и бесконечным разнообразием интонаций, часто одинаковых слов и звуков, передавая все оттенки переживаний и свое к ним отношение. Это был рассказ, повесть, целая философия. Вдруг гитара начала бешено биться, аккорды пошли как сполохи пламени, он брал их тесно сомкнутыми пальцами, и они точно срывались с гитары. Все быстрее, все быстрее – сейчас догонят и схватят! А когда догнали, раздался тяжкий стон, вздох – ой, ооой, оох. Это жалобы и причитания Малярки – ой, ооой, оох, ооох...

Кончилось, свершилось.

Голоса уже не слышно, а гитара еще долго стонет о судьбе Малярки.

Это было не пение, а чудо. Недаром Рахманинов говорил, что "Малярку" невозможно записать на ноты.

"Малярка" Сорокина – шедевр редкого искусства, целая эпоха русской песни.

Он долго устраивал лакированный черный футляр с бесценной своей "француженкой", чтоб, не дай бог, не потрясло ее, не потревожило уснувший звук...

Тут в купе и рассказал он мне свою жизнь. Жизнь русского гитариста с ее взлетами и падениями, с печалями и радостями. Играют-то на гитаре везде, но лишь в России стала она принадлежность высокой поэзии. Есть у нас как бы две гитары. Одна музыкальный инструмент, вторая поэтический символ. Первую можно встретить повсюду, вторая приходит к нам из стихов Пушкина, Дениса Давыдова, Языкова, Апполона Григорьева, Блока, приходит с чудными страницами Льва Толстого, Бунина, Чехова, Куприна. Без этой второй, поэтической гитары нельзя представить себе быт русской художественной интеллигенции. Сережа Сорокин из семьи музыкантов и лошадников, наполовину цыган. Сестра его Катюша Сорокина еще до революции в девятисотых годах стала известной певицей, исполнительницей цыганских и русских песен. Другая его сестра Елизавета Сольская так же пела с цыганскими хорами, брат Саша сделался известным наездником, участвовал в крупных конных состязаниях, знаменитых "больших призах".

– Сколько я себя помню, я был с гитарой – говорит Сергей Александрович, – так что когда я взял ее в руки и сказать не могу. Только в пятнадцать лет я уже аккомпанировал Катюше в концертах, и сам пел, и с цыганскими хорами ездил по России...

В Л А С Т И Т Е Л И Д У М

Год с Михаилом Ульяновым

Если угодно, Ульянов сегодня – властитель дум.

Предвижу реакцию на такое мое утверждение. Одни (мой возраст и старше) – Вы преувеличиваете. Конечно, крупный актер, но... другие (еще старше) – фи, как вам не стыдно! Властитель дум! Качалов, я понимаю, Москвин, Остужев... вспомните свою юность, вы ведь писали об этом. Третьи (заметно младше) – Властитель дум? Мы учили... Мочалов, великая Ермолова – студенты устроили демонстрацию после "Овечьего источника", Комиссаржевская. Они выражали передовые идеи. Разве сейчас могут быть властители дум?

Нынешний год я прожил с Ульяновым. Месяц за месяцем ходил на его спектакли, смотрел фильмы, читал то, что пишет или говорит. Он являлся мне на экране телевизора, нередко в неожиданных превращениях.

Можно написать нечто в жанре "творческого портрета". Взгляд, в прошлое – окончание Щукинского училища, первые роли... Но что-то в этих "портретах" ненастоящее, какой-то в них мне видится подвох. Трудно даже объяснить, в чем тут дело, но возникает сомнение в подлинности. Другое было время и я был другим. К тому же самому отнесся сейчас бы иначе. Но и актер то же самое сыграл бы сегодня не так. Зыбкая реальность его искусства. Боюсь не вышло бы маски, снятой с живого лица.

Но вот год. Один только год. Когда я пишу это он еще не кончился. Трепещет в ладонях как птенец не научившийся летать. Научится – улетит! Станет историей. Наше театральное мифотворчество примется за дело, пойдут легенды. А пока он день текущий, между прошлым и будущим, моя радость и моя боль...

1.

Вы никогда не замечали как актер борется с залом? Как зал не дается ему, а без него нельзя, без него ничего не будет. И актер как штангист, примеряется к тяжести, ощупывает ее, заходит и так и этак. Наконец, сверхчеловеческим усилием берет на грудь и... Нет! Она летит вниз, эта проклятая штанга. Попытка не засчитывается.

Почему нигде не описана эта битва актера? Отчего никто не поделился своей мукой, бедой, наконец? Может быть оттого, что это сражение – мучительнейший акт профессии, а кому хочется живописать историю своих страданий? Таким был спектакль 11 февраля 1982 года – "Степан Разин". По Василию Шукшину. В Вахтанговском театре.