Выбрать главу

У Гракхов был также свой кружок любителей греческой мудрости, куда входили митиленский изгнанник ритор Диофан и уроженец италийских Кум философ Блоссий, принесшие с собой не только плоды радикальной социальной философии, но и практическую решимость применить их на деле. Плутарх сохранил нам несколько любопытнейших подробностей из политической практики этих греческих обычаев. Когда Тиберий Гракх, добивавшийся антиконституционным и незаконным образом народного трибунства на второй год, испугался вместе со своими приверженцами неблагоприятных предзнаменований от полета птиц, то «находившийся при нем кумец Блоссий сказал, что стыдно и больно, если бы сын Гракха, Тиберий, внук Сципиона Африканского, защитник римского народа, испугавшись ворона, не пошел на зов граждан». Это презрительное отношение к римскому суеверию, сильному даже у такого передового человека, как Тиберий Гракх, соединялось у Блоссия с настоящим революционным героизмом. Когда после катастрофы гракханского движения он был приведен для допроса к консулам, ему настойчиво задавали вопросы о мнимом намерении Тиберия Гракха поджечь Капитолий. Вряд ли римские магистраты могли рассчитывать на полученный ими ответ: «Если бы он велел сделать это, я должен был бы исполнить его распоряжение, так как Тиберий не приказал бы сделать того, что не принесло бы пользы народу». Примечателен был и конец Блоссия: ему удалось спастись, и он бежал в Малую Азию, к претенденту на пергамский престол Аристонику, возглавившему движение рабов и бедноты и обещавшего своим приверженцам основание государства свободы и равенства, граждане которого носили бы гордое название «гелиополитов» — жителей солнечного града. После поражения Аристоника Блоссий лишил себя жизни.

Совершенно по-иному, как сообщает несколько наивный Плутарх, отнесся к гибели своего двоюродного брата глава просветительного кружка, к которому принадлежал Теренций. Сципион Эмилиан, получив известие о гибели Тиберия, процитировал гомеровскую «Одиссею»:

... заслужил он погибель, и так да погибнет Каждый подобный злодей...

Впрочем, чего же было ждать от человека, который вскоре после прибытия в Рим употребил все свое влияние, чтобы приостановить действие гракховского аграрного законопроекта, и старый друг которого, тоже член Сципионова кружка, Гай Лелий, заслужил прозвище «мудрого» только за отказ от бледного прообраза гракховской реформы.

Консервативная политическая мудрость типичного представителя греческого декаданса Полибия вполне импонировала этой кучке римских аристократов, пассивно воспринимавших кризис, в котором находилось римское общество, и не имевших мужества принять какие-либо решительные меры реакционного или революционного характера. В их практической деятельности было что-то обреченное и раздвоенное. Сам Сципион Эмилиан, с одной стороны, видел, что завоевательная политика Рима ведет к гибели крестьянской Италии, к уничтожению этого питомника победоносных римских легионов, к разложению старинных бытовых и моральных норм, а с другой — своими собственными походами содействовал этим разрушительным процессам. Как верно замечает Моммзен, «до его времени цензоры, при сложении с себя должности, молили богов о даровании государству еще большего могущества и славы, а цензор Сципион молил богов о сохранении государства в целости. В этом скорбном воззвании заключается весь его символ веры».

В политической деятельности Сципиона не было даже элементов оппортунизма или склонности найти хоть какой-нибудь компромисс между враждующими партиями. Зато было сколько угодно резиньяции и квиетизма, имевших в качестве своего естественного дополнения несколько эстетское наслаждение и любование плодами эллинской и эллинистической культуры.

В сципионовском кружке не столько занимались самостоятельным творчеством, сколько наслаждались греческими литературой и наукой, не столько ценили самобытное и оригинальное, сколько заботились о правильности стиля и чистоте языка. Под гул надвигавшейся социальной бури эти римские аристократы и, по существу, жившие у них на содержании, близкие к ним представители эллинской культуры наслаждались гомеровским гекзаметром, менандровским остроумием и психологией эврипидовских героев.