Христианская установка «Ипатии» еще более рельефно выступает при литературном анализе двух других персонажей романа, созданных Кингсли так же свободно, как Рафаэль. Разлученные брат и сестра — Филимон и Пелагия — также живые показатели морального торжества христианства. Филимон из молодого анахорета делается сподвижником Ипатии только для того, чтобы, впитав в себя частичку эллинской мудрости, обнаружить ее тлен и безумие без христовой веры. Замкнутый аристократизм Ипатии, когда она говорит о его падшей сестре, и участь самой Ипатии гонят его обратно в пустыню. Здесь Кингсли снова наносит удар своей главной героине. Иначе он относится к Пелагии. Пелагия, эта антитеза Ипатии, эта настоящая служительница Афродиты «народной», если придерживаться платоновской терминологии, не найдя своего спасения у почитательницы Афродиты «небесной», при помощи не вполне раскрытой читателю благодати находит свое блаженство в той же пустыне, где и брат. Невольно вспоминается гипотеза германского филолога Германа Узенера, который считает, что вымышленная христианская мученица Пелагия — только ипостась эллинской богини любви Афродиты, вышедшей из пены «морской», — Афродиты-«Пелагии». Грильпарцер[27] в одном разговоре с Бетховеном говорил, что женщина — либо «дух без тела», либо «тело без духа». Кингсли создал с известными оговорками своих двух героинь по этому рецепту. И что удивительно, — никто из литературных критиков не заметил того, что «тело без духа» победило «дух без тела». В романе Кингсли беспутная Пелагия такая же победительница мудрой Ипатии, как и Рафаэль, это воспроизведение мудрости Екклезиаста в сочетании с философией упадочного эллинизма. «Галилеянин победил» и распутство плоти, и распутство духа. В этом внутренний смысл романа Кингсли и торжество благовоспитанного и благонамеренного английского епископа.
Идеалистическое построение романа Кингсли совершенно не дает ответа на самый существенный вопрос романа — почему же, в конце концов, христианство в лице самых различных своих представителей, от антипатичного автору Кирилла до любимого им Синезия, оказывается победителем в борьбе с гибнущей греко-римской культурой? Если отказаться от теории божественного происхождения христианской религии, а это является непременным условием научного рассмотрения всякой религиозной системы, то само христианство окажется только продуктом рабовладельческой социально-экономической формации в момент ее разложения и, следовательно, составной частью той же греко-римской культуры. Поэтому победа христианства была обусловлена не тем, что в некоторых конкретных своих проявлениях и в своем основном учении оно содержало в себе истину, как уже по своему званию предполагал священник Кингсли, а его большей приспособленностью к социальным условиям того времени. Классовые антагонизмы эпохи разложения Римской империи имели такой характер, что греко-римские и восточные культы неминуемо должны были уступить место победоносной христианской церкви.
Полное небрежение к социальному фактору и составляет основной порок «Ипатии». Энгельс, говоря о более ранней эпохе Римской империи, которая, по воззрениям ряда буржуазных историков, отличалась исключительным «благополучием», отмечал экономическую приниженность и задавленность народных масс, входивших в ее состав. Рабы, мелкие производители города и деревни подвергались жесточайшей эксплуатации со стороны римских рабовладельцев и ростовщиков. По четкой формулировке Энгельса: «Где же был выход, где было спасение для порабощенных, угнетенных и впавших в нищету — выход, общий для всех этих различных групп людей с чуждыми, или даже противоположными друг другу интересами?.. Такой выход нашелся. Но не в этом мире. При тогдашнем положении вещей выход мог быть лишь в области религии. И тогда открылся иной мир... Но вот появилось христианство, оно всерьез приняло воздаяние и кару в потустороннем мире, создало небо и ад, и был найден выход, который вел страждущих и обездоленных из нашей земной юдоли в вечный рай»[28].
Естественно может появиться вопрос, почему же именно христианство оказалось этим «выходом», а не какая-либо другая синкретистическая религия поздней античности, как например, столь популярный культ Изиды или бывший во второй половине III века серьезным соперником христианства иранский культ Непобедимого Солнца, Митры?