Удар взрывной волны нарушает мозговую ткань. Мы ознакомились с исследованиями англичан и убедились, что Дюма находился от места взрыва на расстоянии, означающем верную смерть; отсюда мы сделали вывод, что сопротивляемость голого человека взрывной волне значительно превосходит все предположения.
И вот Дюма и Тайе решили проверить эту гипотезу поближе. У Хелдэйна сказано: «Для выяснения грозящей опасности полезно провести опыты над животными, но эти опыты не говорят нам точно о том, что может вынести человек. Здесь требуются люди, достаточно смелые или увлеченные своим делом, чтобы быть готовыми пожертвовать собой».
Мы стали попарно погружаться в воду, в которой все ближе к нам производился взрыв фунтового заряда ТНТ. Эксперимент прекращался тогда, когда взрыв начинал причинять нам слишком уж неприятные ощущения. Главная опасность заключалась в том, что мы могли получить внутренние повреждения, даже ничего и не почувствовав. Тем не менее мы благополучно завершили нашу программу опытов.
Подводный взрыв динамита неприятно отдавался в ушах и вызывал ощущение резкого удара по всему телу. Взрыв фунтового заряда немецкого толита действовал иначе – словно тяжелый мешок с песком ударял в грудь, основательно потрясая весь организм. Поразительно, до чего близко мы могли подходить к заряду без последствий для здоровья.
Взрывчатка одного типа, который я не могу здесь назвать, заставила Тайе и Дюма пережить настолько неприятное мгновение, что мы решили найти себе лучшее занятие. Результаты опытов и так уже оказались достаточно красноречивыми. Первый наш вывод гласил, что голый человек обладает лучшей сопротивляемостью взрыву, чем водолаз. Этот кажущийся парадокс объясняется тем, что взрывная волна распространяется в ткани человеческого тела примерно с той же скоростью, что в воде: еще одно доказательство сходства между нашей тканью и морской водой. Слабым местом водолаза оказывается… его шлем: хотя он и предохраняет голову от ударов извне, но взрывная волна проникает сквозь мягкий костюм в тело и передается по нему вверх, а внутри шлема нет контрдавления, которое могло бы нейтрализовать ее действие.
Неприятно идти на войну, когда для всех остальных война кончилась. Однако таков удел подрывников и матросов на минных тральщиках, которые ищут в воде зловещие предметы, расставленные воюющими сторонами. Поиск мин не относился к основным обязанностям Группы подводных изысканий, но штабы умеют выступать крайне убедительно, когда ставят новые задачи подчиненным им подразделениям.
Подъем затонувших судов и ремонт доков в Тулоне были сильно затруднены наличием в окружающих водах необнаруженных немецких мин. В районе Поркерольских островов существовала большая опасность для судоходства: здесь в самых неожиданных местах попадались контактные мины. Как обычно, мы начали свою работу с расспросов местных рыбаков. Они показали нам свою карту; на ней был нанесен узкий безопасный проход, по которому они выходили в море.
Мы вышли на «Л'Эскилляде» и двинулись полным ходом по безопасному коридору, радуясь хорошему началу. Вдруг я увидел в угасающем вечернем свете рожки мины в нескольких дюймах от нашего борта. Я сбавил ход и выставил наблюдателей. Наблюдатель на носу то и дело кричал: «Мина!» Было похоже, что большинство мин столпилось как раз в «безопасном» проходе.
Особенно внушительное впечатление производили мины снизу. Морские желуди [13] и водоросли покрывали их поверхность, приспособив ее для своих нужд, как море всегда поступает с изделиями рук человеческих. Антеннообразный спусковой механизм торчал сверху, словно колючки чудовищных морских ежей; уходивший вниз якорный трос усеяли ракушки. На первый взгляд казалось, что мины утратили свои разрушительные свойства. Однако это были настоящие грозные мины, несмотря на все внешние изменения. Мы не брали на себя дело подрыва находок, но в наши обязанности входило присоединять к ним электропровода, которые тянулись до прикомандированного к нам специального судна, стоявшего в стороне на расстоянии двухсот ярдов.
Вскоре штаб поручил нам новую трудную операцию. В тулонской гавани, как раз на главном фарватере, плавал на воде красный буй, означая предполагаемое место гибели корабля. Здесь было достаточно мелко, чтобы возникла угроза для судоходства. Подрывная команда получила приказ убрать все препятствия, но осторожный офицер разглядел сверху какието странные предметы и решил задержать подрывников, пока мы не осмотрим затонувшее судно. Мы с Дюма и Тайе поплыли вниз и обнаружили большую баржу, доверху нагруженную металлическими цилиндрами. Цилиндры покрылись слоем тины, которую с аппетитом пощипывали рыбы. Мы осмотрели груз со всех сторон и даже соскребли тину; под ней был алюминий. Наконец я принялся фотографировать баржу, как вдруг Дюма схватил меня за руку и быстро потащил к поверхности.
«Я узнал их, – сообщил он нам. – Это специальные немецкие мины. Они являются одновременно и магнитными и акустическими, да еще к тому же они срабатывают под действием волновых колебаний в толще воды».
Наш эксперт по взрывчатке подтвердил, что эти мины, сконструированные уже в конце войны, относятся к наиболее изощренным изобретениям нацистов. По его расчетам, здесь лежало на дне около двадцати тонн сильнейшей взрывчатки: вполне достаточно для того, чтобы разрушить доки и уничтожить в Тулоне большую часть листвы, оконных стекол, неоновых реклам, дымоходных труб и черепицы.
Подрывники изучили наши фото и заявили, что попытка удалить хотя бы одну мину может привести к взрыву всего груза; тот же эффект получится, если попробовать оттащить баржу. Оставалось только оградить большую часть фарватера вехами и ждать, когда морская вода разрушит механизм мин. Покидая это совещание, мы невольно вспоминали тыкающихся носами в мины рыб и то, как мы сами, соскребали тину с алюминиевой оболочки.
В другой раз меня вызвал капитан Бурраг, проводивший по заданию министерства реконструкции мероприятия по разминированию.
«У меня есть для вас несколько паршивеньких мин, – заявил он весело. – В водах вокруг Сета в Лионском заливе немцы, за неимением лучшего, набросали плохонькую взрывчатку прямо на дно, а взрыватели установили на высоких подставках».
Он изобразил на бумаге, как подставки соединены между собою, чтобы мины взрывали одна другую. Обедневшие авторы этого заграждения приспособили также маленькие буи, которые удерживались тросиками на самой поверхности воды. Стоило пароходному винту зацепить такой тросик, и мина взрывалась.
Минные тральщики уже прочистили этот район три года назад; но вот одна из барж сетского муниципалитета взорвалась, причем подозрение пало на злополучные немецкие мины.
Мы направились в Сет для предварительных исследований. Зловещие сувениры были рассыпаны по неровному каменистому дну на глубине от шести до сорока футов в холодной и беспокойной воде. Взрывчатка плотно осела в иле между камнями, так что в отдельных случаях только взрыватели торчали. Сеть соединяющих мины проводов была в значительной мере разрушена за шесть лет. Мины лежали вдоль побережья на протяжении многих миль, чаще всего на глубине двадцати пяти футов, при очень плохой видимости. Я рассчитал, что если мы будем применять обычную технику поисков с аквалангом, то понадобится не один год, чтобы мы смогли с уверенностью сказать, что установили местоположение всех мин на минном поле общей площадью в семь с половиной акров. Однако меня отнюдь не привлекала перспектива отдать несколько лет своей жизни ныряльщика поискам примитивных мин в грязной холодной воде. Надо было изобретать новую технику разминирования. Я обратился к капитану Буррагу с предложением переоснастить ВП-8.
В переоборудованном виде наше судно вызвало большой интерес у сетских граждан. На палубе высилась новая мачта, от которой отходили в стороны две пятидесятифутовые стрелы, поддерживаемые вантовыми тросами. Все это сооружение было разукрашено разноцветными вымпелами. Пять фалов с яркими тряпочками через каждый ярд тянулись с палубы через блоки на стрелах, а оттуда опускались в воду. Расстояние между фалами составляло двадцать два фута; центральный фал спускался за кормой. К концам стрел были привязаны две лодки; в каждой сидело по матросу. У одного был запас белых буйков, у другого багор в руках.