Как-то раз мы охотились в море под уединенными скалами Ла Кассадань. Нырнув на двадцать саженей, Диди подстрелил восьмидесятифунтовую гигантскую ставриду. Гарпун прошел сквозь тело позади головы, но не задел позвоночника. Загарпуненная рыба отчаянно сопротивлялась и потащила Диди за собой на тридцатифутовом тросе.
Когда ставрида устремлялась вниз, Диди раскидывал руки и ноги крестом, тормозя движение; когда она поднималась кверху, он весь вытягивался и сильно отталкивался ластами, ускоряя движение. Казалось, его жертва никогда не устанет. Наши запасы воздуха подходили к концу, а она и не думала сдаваться. Дюма стал подтягиваться все ближе к ставриде по тросу. Рыба ходила по кругу с неослабевающей скоростью, и Дюма приходилось приноравливаться к ее движению, чтобы не запутаться в тросе. Наконец он подобрался вплотную и взялся за древко гарпуна. Другой рукой Диди схватил кинжал и вонзил его прямо в сердце рыбины. Кровь брызнула мощным фонтаном.
Но кровь была зеленая! Ошеломленный этим зрелищем, я подплыл поближе и уставился на струю, вместе с которой из сердца рыбы уходила жизнь. Она была изумрудного цвета. Мы с Дюма переглянулись в недоумении. Мы не раз плавали среди гигантских ставрид, но никогда не подозревали, что у них зеленая кровь. Потрясая гарпуном со своим поразительным трофеем, Диди направился к поверхности. На глубине пятидесяти пяти футов кровь стала коричневой. Двадцать футов – она уже розовая; а на поверхности она растеклась алым потоком.
В другой раз я сильно порезал себе руку на глубине ста пятидесяти футов – из руки потекла зеленая кровь. В этот момент я уже был во власти легкого опьянения. Мой захмелевший мозг истолковал появление зеленой крови, как ловкий трюк со стороны моря. Потом я вспомнил ставриду и с трудом убедил самого себя, что на самом деле у меня красная кровь.
В 1948 году мы принесли свет в сумеречную зону. В ясный полдень Дюма нырнул в прозрачную воду с электрической лампой, которая по мощности равнялась юпитерам, употребляемым при киносъемках. От лампы к поверхности тянулся провод. Наши глаза отчетливо различали голубые очертания предметов на этой глубине, но нам хотелось увидеть настоящие цвета!
Диди направил рефлектор на склон рифа на глубине ста пятидесяти футов и включил свет. Последовал настоящий взрыв красок!
Луч света обнаружил ослепительную игру красок, с преобладанием сочных оттенков красного и оранжевого; богатство цветов напоминало о картинах Матисса. Впервые со времени сотворения мира явилось на свет все великолепие палитры сумеречной зоны. Мы плавали кругом, услаждая взор этим зрелищем. Даже сами рыбы не видели никогда ничего подобного. Почему такая сокровищница оттенков находится там, где ее нельзя увидеть? И почему преобладающим цветом глубин оказался красный, который первым отфильтровывается в верхних слоях? Какие цвета таятся еще глубже, куда никогда не проникает луч света с поверхности?
Мы решили снять цветные фотографии в голубой зоне, начинающейся на глубине примерно ста пятидесяти футов, К этому времени мы уже десять лет работали над черно-белыми кинофильмами. Подводная фотография вообще насчитывает гораздо более длительную историю, нежели это может показаться.
Как-то нам попала в руки редкая книга под названием «La Photographic Sous-Marine» («Подводная фотография»), написанная Луи Бутаном и изданная в 1900 году. Автор рассказывал о шестилетнем опыте подводной фотографии в те времена, когда снимки делали на неудобных мокроколлодионных пластинках. Свои первые подводные снимки Бутан сделал в заливе Баньюль-сюр-Мэр в 1893 году.
Тайе снимал наши первые фильмы на 9,5-миллиметровую пленку, пользуясь аппаратом Пате, заключенным в кожух, который он сам сделал из жестяной банки. Американец Дж. Э. Вильямс опередил нас: он заснял первые подводные фильмы еще в 1914 году.
Приступая к подводным съемкам, мы не столкнулись ни с какими оптическими проблемами. Резкость получалась отличная, хотя мы определяли расстояние на глазок. Мы даже забыли о преломлении света при переходе его из воды в воздух. Однако впоследствии кадры стали получаться нерезкими. Тот же оператор, с той же камерой никак не мог добиться четкого изображения. Обескураженные неудачей, мы принялись вплотную изучать эту проблему и решили ее, наконец, причем решение лежало в области психологии, а не оптики. Первое время мы устанавливали фокус, исходя из определяемого на глаз расстояния, и камера добросовестно запечатлевала то, что мы видели. Но потом мы перемудрили: стали автоматически вносить поправки на рефракцию и устанавливать аппарат соответственно. В результате туман на снимках, так как линза-то не делала в уме никаких поправок. Пришлось опять перейти к определению расстояния так, как оно представлялось глазу. Мы снова стали получать отличные, резкие снимки.
Подводная киносъемка явилась для нас настоящим откровением. Киноаппарат послушно выполнял все наши замыслы. Мы подвешиваем аппаратуру к двум полозьям, которые заканчиваются рукоятками наподобие автоматических ружей. Оператор держит все это сооружение перед собой, нацеливаясь на избранный объект. Опора плотной водной среды позволяет осуществить приемы, которые требуют в киностудии специальных приспособлений, так как на суше киноаппарат неизбежно будет колебаться, если его просто держать в руках. Вода позволяет успешно снимать наплывом, делать панорамы и даже снимать сложные объемные объекты, на что при обычных условиях потребовалась бы длительная подготовка.
Мы никогда не пользуемся видоискателем под водой. Камера направлена прямо на снимаемый предмет, «залп» дается без всякого «прицела». Все основано на координации положения тела оператора, его глаз и съемочного аппарата.
Первые фильмы мы снимали при ярком солнечном освещении на мелководье. Погружаясь все глубже с аквалангом, мы убедились, что успешно можем оперировать с черно-белыми негативами и на больших глубинах. В 1946 году мы засняли на глубине двухсот десяти футов при свете июльского полуденного солнца целый фильм, без искусственной подсветки. Выдержка составляла одну пятидесятую при диафрагме 2. Для определения выдержки пользовались серой шкалой. В 1948 году мы обнаружили, что можем с успехом снимать и цветные фильмы на неожиданно большой глубине; в то время мы делали фильм о работе ныряльщиков на Махдийском корабле, то есть на глубине ста двадцати семи футов.
Однако мы ныряли не для того специально, чтобы снимать – мы снимали, чтобы запечатлеть деятелькость ныряльщика. Большая часть заснятых нами семидесяти тысяч футов кинопленки остается в наших архивах. Без фильма нам никогда не удалось бы убедить военно-морские власти создать Группу подводных изысканий. Фильмы играют важную практическую роль в подготовке наших океанографических экспедиций. Однако, как ни странно, научным целям лучше всего отвечает обычная цветная фотография. Проувлекавшись десять лет киносъемкой, мы восстановили в правах и обычную фотографию, причем она во многих отношениях оказывается сложнее.
Первые цветные фото под водой были сделаны в 1926 году В. Лонглеем и Чарльзом Мартином, членами американского Национального Географического Общества. Они пользовались установленным на поверхности магнием с рефлектором, который отбрасывал свет на глубину до ста пятидесяти футов.
Франсуа Жирардо, парижский специалист по аппаратуре для подводных съемок, приспособил по нашему заказу аппарат «Роллейфлекс» на штатив излюбленного нами типа с рукоятками. Поскольку имевшиеся источники света были слишком слабы, если учесть их размеры и вес, мы сконструировали специальный рефлектор с восемью небывало мощными лампами, каждая из которых давала пять миллионов люменов. На суше одна лампа светильника позволяла снимать ночью цветные объекты на расстоянии до пятидесяти футов. В темноте морских глубин радиус ее действия ограничивался шестью футами.
Особый переключатель позволял включать одну, две, четыре или все восемь ламп одновременно. Наибольшая мощность достигала сорока миллионов люменов [38]. Разве что только атомная бомба способна сосредоточить такой яркий свет на столь малом пространстве. Но и эта наша конструкция обеспечивала достаточную освещенность на расстоянии всего пятнадцати футов. Важным качеством ламп было то, что они выдерживали давление не хуже нас самих. Мы назвали свое изобретение «экспедиционная вспышка» и погрузились с ним в пучину Средиземного моря для цветных съемок.