Человек, плавно скользящий над поросшей мхом палубой, не видит ни дерева, ни бронзы, ни железа. Оснастка судна превращается во что-то непонятное. Вот возвышается странное трубообразное растение, выращенное хитроумным садовником. Диди подплыл ближе и повернул какое-то колесо. Растение медленно наклонилось: это был пушечный ствол. Стальные механизмы сохраняются в море долго. Мы видели поднятые на поверхность дизельные моторы и электрогенераторы; они прекрасно сохранились, несмотря на трехлетнее пребывание под водой. Необходимо, однако, немедленно разбирать их и промывать пресной водой, иначе от соприкосновения с воздухом сразу же начнется интенсивная коррозия.
Первым исследованным нами давно погибшим кораблем был линкор "Иена", затонувший во время артиллерийских испытаний еще до первой мировой войны. За три десятилетия судно было до такой степени разрушено и изъедено водой, что казалось уродливым созданием самого моря. Ничего похожего на корабль. Уцелевшие листы рассыпались в прах от нашего прикосновения. Еще несколько лет, и от "Иены" ничего не останется: железные суда уничтожаются водой за какие-нибудь полвека.
За несколько лет до второй мировой войны грузовое судно "Тозёр" водоизмещением в четыре тысячи тонн, было сорвано с якорей мощным мистралем и брошено; на утес Фриуль недалеко от Марселя. Нос судна выступал над поверхностью; тут же торчали мачты, слегка наклонившиеся на штирборт. Корма лежала на глубине шестидесяти пяти футов. "Тозёр" стал для нас учебным объектом, на котором мы осваивали искусство изучения затонувших кораблей. Он служил как бы лестницей, ведшей нас шаг за шагом с поверхности моря вглубь. Плотный, но не слишком толстый слой морских организмов не скрадывал контуров корабля. Это был идеальный "экспонат" — один из немногих, целиком отвечающих романтическому представлению школьника о затонувшем корабле.
"Тозёр" был легко доступным для нас и в то же время достаточно коварным, так что мы смогли ознакомиться на нем с многочисленными опасностями, подстерегающими исследователей погибших судов. Корпус во многих местах покрывали маленькие зловещие существа, известные под названием "собачьи клыки" — острые как бритва зубчатые ракушки, к тому же еще и ядовитые. Стоило волне прижать наши полуголые тела к борту корабля, как на коже появлялись многочисленные царапины.
Подводные царапины, как правило, безболезненны. Море не знает никакой разницы между водой и кровью; недаром они во многом сходны по составу. А вот повреждения от "собачьих клыков" весьма болезненны. Случались у нас и неожиданные встречи нос к носу с ловко камуфлирующейся, отвратительной, как жаба, скорпеной (Скорпена, или морской ерш; обитает в Черном море. Его шипы ядовиты). Хотя эти рыбы и считаются ядовитыми, но мы ни разу не пострадали от них.
Деревянные части судна почти совершенно истлели, зато металл был едва тронут ржавчиной. Бронзовые ручки были словно источены термитами: результат воздействия гальванических токов. Судно омывала прозрачная чистая вода, но в трюмах она была загрязнена и приобрела желтоватый оттенок. Как-то мистраль настолько охладил море, что нам пришлось ждать три дня, пока оно согреется. На третий день мы вошли в теплые волны, опустились в трюм и… мигом выскочили оттуда: там вода по-прежнему оставалась ледяной, словно в холодильнике.
"Тозёр" был превосходным объектом для съемок.
Мы извели немало пленки, запечатлевая это красивое зрелище для нашего фильма "Epaves" ("Затонувшие корабли"). Мы тщательно изучали все судно. Диди проник в рулевое отделение; мы с Филиппом последовали за ним. Проходы и переборки напоминали монастырские арки; впрочем, здесь многое наводило на мысль о храме: водоросли, напоминающие вьюнки на каменной стене, свет, падающий словно сквозь окошечко кельи. Следом за Диди мы проплыли по этому железному собору к уходящей вниз шахте, где трапы вели от палубы к палубе и где с каждым "этажом" становилось все темнее, все дальше от солнца и воздуха. На одной из площадок мы задержались и заглянули в длинный темный коридор. В конце прохода светились выходящие в воду голубые отверстия. Однако нас что-то не тянуло туда, к голубому свету, через весь этот тоннель.
Мы спустились на один пролет. Теперь между нами и поверхностью находился еще и железный барьер. Диди уже одолел следующий пролет; мы двинулись следом за ним. Мы плыли осторожно, стараясь ничего не задеть, — вдруг это еще один карточный домик, вроде "Иены"? Неожиданно по всему судну разнесся сильный гул. Мы замерли и поглядели друг на друга. Прошло несколько секунд, ничего не случилось. Диди влекло все ниже и ниже. Снова громкий удар; потом сразу целая серия. Мы сгрудились вокруг Тайе, он пробурчал: "Прибой". Ну конечно! Затонувшее на мелком месте судно билось о грунт под ударами прибоя.