й поднял с земли палку и погрозил. Водитель, не вылезая из кабины, беззвучно выругался и уехал, обдав бешеного пешехода клубами чёрного дыма из неправильно работающего двигателя... Долго стоял возле железнодорожных путей. Думал, «лечь или не лечь». Всё-таки решил, что, если поезд не затормозит, от человека останутся только смешные подробности, и смотреть будет на на что. Имея технические знания, Максим понимал, что быстро остановить такую махину может только землетрясение. А жизнь тем временем окончательно проснулась, повсюду происходило оживлённое движение. «Не успеешь лечь, как тебя восемь раз переедут. А как же последние мысли о вечном?» Долго шёл по главной дороге, потому что второстепенных не было. Наконец заметил неответственный поворот и перекрыл его своим телом. Солнце исполнило лишь половину обязательной программы, и ещё ничто не предвещало вечера. Максим лежал на тёплом асфальте, раскинув руки, запрокинув голову, снова смотрел в небо, в сторону от солнца. Он читал, что это полезно для глаз. Ещё полезнее это делать сидя на пальме, но пальм вокруг не наблюдалось. Облака, казалось, замерли, только через время в их облике намечалось что-то новое, а ещё через время старое окончательно забывалось, и всё снова казалось неподвижным. Прожужжала муха, пролетела птица, остановился велосипедист. Максим видел происходящее, но забыл, что сам участвует в этой жизни. Он не мог прийти в себя от тёплой земли, высокого неба, свежего ветра и чувства неожиданной новизны, словно жить ещё не надоело. Запах нашатырного спирта вернул к существованию в прежнем мире. Максиму не хотелось объяснять что-нибудь чужому человеку, и он не стал этого делать, а только легонько зарычал. Велосипедист отшатнулся. Максим прошептал, «Уходи, я сумасшедший», и этим сразу покорил. Незнакомец невесело улыбнулся, и вскоре его сутулая спина оказалась на расстоянии. Лишь тогда он оглянулся, и ненадолго показал средний палец правой руки. Максим помахал ему в ответ, отчего физкультурник только прибавил оборотов. «Неужели меня можно испугаться»,- восхищённо подумал Максим и заглянул в маленькое зеркальце, которое всегда носил в кармане из-за работы. Им он снимал показания счётчиков электричества, в тех местах, где из-за неудобного расположения прибора было неловко смотреть обычным способом. Но ничего особенного не увидел,- родинка на щеке, картофельный нос, пересохшие губы. Предполагая, что в панике повинно не само лицо, а его выражение, принялся строить рожи, и преуспел. Иногда от увиденного становилось не по себе. Вдруг чей-то вкрадчивый голос шепнул что-то в самое ухо. Максим не расслышал самих слов, но от глупого занятия своего отвлёкся. Огляделся во все стороны, и никого не увидел. Приближение огромной машины различил издалека, мечтая, что она куда-нибудь свернёт, или остановится. Не случилось ни первого, ни второго. Случилось третье, страшное и необъяснимое. Грузовик был так велик, что Максим, от страха лежащий не совсем поперёк, оказался нетронутым, проскочил между широко поставленными колёсами. Машина проехала и остановилась, а он остался сзади, в прежней невредимости. Но даром это не прошло. Сначала увидел чьи-то ноги, потом поднял голову и разглядел остальное. Лучше бы он лежал ничком, не поднимая головы. Дальнейшее примечал как сторонний наблюдатель, не хотелось верить, что это происходит с ним. Звероподобный водитель схватил сильной рукой и встряхнул так, что нетренированное тело человека умственного труда захрустело, а в кармане жалобно зазвенели ключи. От неожиданности из Максима вырвались природные звуки несдержанного негодования. По страшной силе захотелось домой. Страшная сила, в лице водителя большой машины, отпустила на землю. Он уехал, не проронив ни слова, да и умел ли он разговаривать, неизвестно. Следующие две фуры объехали лежащего Максима по полосе встречного движения, даже не снизив скорости. А если бы он истекал кровью страшных ран или рожал. В жизни ведь всякое бывает. Захотелось наказать всех сразу, весь нечуткий мир. Нашёл часть дороги с кюветами и лёг в самой неудобной, узкой части. Но его всё равно объезжали, - краем леса по живой земле. Только к вечеру отыскал место, идеально подходящее для нападения партизан или взрыва самодельной бомбы. Ну и для его случая тоже. С одной стороны, в низине небольшой овраг пересохшего ручья, с другой, выросший по неизвестной причине искусственный песчаный холм. Красивая машина шла на приличной скорости, стремительно приближаясь, не проявляя признаков торможения. Максим встревожился, решил отпрянуть, но вместо этого оцепенел. Последнее, что помнил, - широко раскрытые глаза женщины за рулём. Ожидание резкой боли не подтвердилось, удара не почувствовал, ничего мучительного не произошло, только в очередной раз не смог вздохнуть. Хотел, но не мог. А потом и хотеть перестал. Желание понимать пропало, мир вокруг перестал быть. Прохладный дождь привёл в чувства, Максим увидел себя на самой вершине песчаного холма. Красивая машина удалялась на прежней скорости, едва вписываясь в повороты. Максим вздохнул и не дышал, пока она не скрылась в низине леса. Он так и не понял, как оказался там, где оказался. Попытался вспомнить, но в это время за холмом что-то лопнуло, и звук мотора прекратился на высокой, истеричной ноте. Максим бежал так быстро, как мог. Ему казалось, что он спешит на помощь самому себе. Задохнулся на крутом повороте, но открывшаяся впереди дорога была пуста, без каких-нибудь признаков автомобильной аварии. Бежал и шёл, шёл и бежал, забывая цель и причину, не решаясь передохнуть, не умея остановиться. От усталости перестал смотреть вокруг, замечая лишь собственные ноги, да плохо сделанный асфальт. В конце длинного пологого спуска, почти отдышался, и поднял глаза, чтобы увидеть что-нибудь другое. Солнце, без устали трудившееся целый день, уткнулось в нарисованный горизонт. Тени от редко растущих деревьев неправильно вытянулись, передавая землянам приветы от братьев по разуму. Готовое измениться небо раскрылось, и можно было разглядеть все цвета, от ярко жёлтого вдали, до золотисто серого над головой. Летящая вслед за солнцем одинокая птица казалась застывшей на месте. Редкое для этих мест безветрие придавало происходящему очертания нереального, почти неземного. Максиму стало страшно от мысли, что солнце больше не вернётся... На следующий день, чтобы не встретить соседей, Максим отправился на работу раньше обычного. Хмурое утро, словно мстя за вчерашний погожий денёк, выбрало главным цветом серый, и ничто в этом прекрасном мире не радовало глаз. На скамейке возле подъезда сидела бабушка из девятой квартиры. Она смотрела куда-то вниз в траву, и что-то шептала. Рядом устроился её любимый рыжий кот. Старая женщина, не поворачиваясь, гладила его, а зверь выгибал спину, и старался заглянуть в лицо. С другой стороны, занимая остальную часть скамейки, лежал валенок. Он был огромен, меньше бабушки, но гораздо крупнее кота. В мире по-прежнему было неспокойно.