Подойдя к Сампсониевскому мосту, мы обнаружили, что его готовятся развести. Но теперь нас было целых девять человек. Из страдальцев-одиночек уже выкристаллизовался боевой коллектив. У нас уже была своя иерархия и свой походный порядок. Поэтому, ведомые Сверхмучеником, мы отодвинули рогатки и барьеры, заграждавшие нам путь, и смело ступили на дощатый настил. Речной милиционер не только не протестовал, но даже отдал нам честь. Разводка моста была отсрочена специально для нашего прохождения. Вскоре мы шагали по Выборгской стороне.
Когда мы проходили мимо небольшого сквера, к нам подошла плачущая девушка, державшаяся за правую щеку. Она робко спросила, где мы надеемся получить медпомощь. Узнав нашу цель, она присоединилась к нам. Мой общий вид, по-видимому, внушил ей доверие, потому что она сразу же пошла рядом со мной.
Несмотря на свое болезненное состояние, я не мог не отметить, что девушка весьма симпатична собой. Мысленно я прозвал ее Малюткой. От нее пахло дорогими духами «Не покидай». Ее белокурые локоны изящной волной выбивались из-под синего берета с алмазной пряжкой. В ее больших голубых глазах блестели слезы. На ее приятной фигуре имелись шерстяная розовая кофта и экономичная черная юбка фасона «долой стыд». Конечно, официально такого фасона не было, это название в те годы придумали пожилые женщины, завидующие своим молодым соперницам.
Малютка, постукивая по мостовой гранеными каблучками, шла рядом со мной и доверчиво, сквозь слезы, рассказывала мне свой анамнез. Зуб заболел у нее среди ночи оттого, что она его простудила. Дрова в этом году плохого качества, очень много осины и мало сосны и березы. У нее есть один знакомый, он обещал доставить три кубометра сосны, но никаких других вольностей она ему не разрешает.
Речь ее, несмотря на страдание, звучала как маленький серебристый водопад, и я даже не заметил, как мы дошли до Литейного моста.
Увы, его уже развели… Мы опоздали. Но отступать было некуда. Мы решили идти к Охтинскому мосту. Путь предстоял долгий.
…Мы шли по булыжнику мостовой в строгом походном порядке. В тишине белой ночи шаги наши звучали гулко и тревожно. Изредка попадавшиеся прохожие с удивлением, переходящим в остолбенение, взирали на торжественно-скорбное шествие. Впереди, держась за обе щеки, шагал Сверхмученик. За ним шли в паре Старушка и Новобрачный. Следом двигался я с Малюткой. За нами топали Бубнист и Гаванец. Четвертую пару составляли Близнецы. Брат-Пароход нес на правом плече штырь громоотвода; брат-Поросенок тащил портрет Игнация Лойолы, доверенный ему Счастливцем. Сам Счастливец плелся в арьергарде. Все остальные покупки он нес на себе. Он двигался тяжело, как корабль, груженный выше ватерлинии. Время от времени он вынужден был останавливаться, чтобы положить вещи на мостовую и подержаться за щеку.
3. Тайное задание
Охта в те времена была малолюдным местечком. Это сейчас там высятся огромные жилмассивы, а тогда там стояли маленькие домики, разделенные садами.
Когда мы проходили мимо одного длинного забора, мы почуяли запах сена и конского навоза. Затем увидели на воротах надпись:
«Контора № 9 Ленгужтранса».
Мы бы спокойно прошли мимо, если бы не Старушка. Она сказала:
— Конский навоз от зубов очень пользителен, от умных людей знаю. Если к щеке конское яблоко привязать — сразу полегчает.
Навозотерапия заинтересовала почти всех. Но пугали препятствия.
— Ворота закрыты, — сказал кто-то из страдальцев. — Ночь ведь.
— А перелезть через забор можно. На то бог руки-ноги дал, — заявила Старушка. — Надо выделить добровольцев и пусть себе лезут на здоровье. Греха тут нет, это святое дело.
Братья-Близнецы вызвались сами, но больше никто на это святое дело выделять себя не решался. Тогда опасная Старушка указала на меня и высказалась за голосование. Меня выбрали добровольцем. Только Малютка воздержалась. Зато Сверхмученик поднял сразу обе руки.
Тут Бубнист, у которого в этот момент наступила светлая безболевая минутка, ударил в бубен и запел, приплясывая:
Но его попросили замолчать, чтобы не разбудить конюхов.
— Нас десять душ, значит, должны вы десять конских яблок добыть. Никого не обидьте! — проинструктировала Старушка добровольцев.
— Мне потребны два кругляша! — заявил Сверхмученик.
— А мне не нужно ни одного, — мягко сказала Малютка. — Я боюсь испортить цвет лица.
Все посмотрели на нее с осуждением, как на вероотступницу. Но я почувствовал к Малютке еще большую симпатию.
Близнецы, согнув спины, встали у забора. Я по их плечам поднялся вверх и, ухватившись за торцы досок, подтянулся. Переметнув туловище через верх забора, я уперся ногами в поперечную доску и по очереди подтянул к себе братьев. Мы одновременно спрыгнули внутрь двора, где стояли телеги. Из конюшни доносилось сонное топтание лошадей. Крадучись пробрались мы туда и остановились у больших распахнутых дверей. Кони спали стоя.
Надо было приступать к выполнению задания, но тут возникла неожиданная заковыка. На полу конюшни имелся конский навоз в достаточном количестве, но не в виде кругляшей. Он был рассыпчатой и даже жидкой консистенции. Мы не знали, во что его собирать и как его транспортировать через забор. Да и годится ли такой навоз для лечения: ведь речь шла только о яблоках?
Вдруг из-за угла конюшни вышла могучая пятнистая собака с большой головой. Вся ее шерсть была в сенной трухе, — видно, спала где-то, а теперь учуяла нас и решила проявить оперативность. Мы замерли в неприятном ожидании. Собака степенно подошла ко мне и деловито, без лая и озлобления, укусила меня за ногу. Я подпрыгнул, но смолчал. Мне не хотелось, чтоб мой болезненный крик услыхала Малютка. С другой стороны, я воздержался от крика потому, что боялся появления сторожа. У меня было опасение, что если нас поймают, то могут припаять статью за конокрадство.
Меж тем собака подошла к двум братьям и осуждающе посмотрела на них. Но кусать не стала. Они были так похожи один на другого, что у нее произошло раздвоение сознания, и она не смогла решить, какого брата надо наказать в первую очередь. Собака отошла от близнецов, вернулась ко мне и задумчиво укусила за вторую ногу, для симметрии. Я опять подпрыгнул, но смолчал.
Было очень больно, но в ло время я, как это ни странно, чувствовал некоторое облегчение. Очевидно, боль в ногах оттянула на себя боль от зуба. Но тут у меня возник вопрос: почему молчит собака? Не бешеная ли она?
Все это происходило вроде бы при полном согласии и взаимопонимании. Собака меня кусала, но не лаяла.
Я был кусаем, но не кричал. Однако на близнецов такая пантомима произвела угнетающее впечатление, и они с шумом бросились к забору. В это мгновение из домика, примыкающего к конюшне, вышел сторож в ватнике.
Я ожидал потока извозчичьей ругани или даже физических действий. И вдруг увидел, что этот человек держится рукой за щеку. Я понял, что наш брат по страданиям не причинит нам зла.