Я занял выгодную позицию около угла ратуши. Стоять мне пришлось недолго. Он появился и пристроился около входа в здание, скользнув по моей фигуре равнодушным взглядом. Я отвернулся и принял вид томящегося в ожидании,
Она подходила к ратуше с моей стороны, и я раньше обнаружил ее. Наконец он тоже увидел и засиял. Да, это была она, Тамара. На ее лице лучилась ответная улыбка. Может быть, и настоящая. Я подобрался поближе. Джованни двинулся ей навстречу и нежно взял за локоть. Это он неплохо умел.
— Я жду тебя уже час!
— Да? Я пришла вовремя.
— Куда мы пойдем, дорогая?
— Уже и дорогая? — Ее глаза смеялись. — Куда хочешь. Побродим пешком по этому заповеднику.
Они двинулись вперед, я — за ними.
— Чем ты занимался сегодня… Джованни? Никак не могу привыкнуть к твоему имени.
— Почему? — Он удивленно посмотрел на нее.
— Мы же так недавно познакомились с тобой! — вывернулась она.
— А мне кажется, — галантно заявил он, — что я тебя знаю целую вечность! — Тамара и я побледнели одновременно, но у нее тоже была великолепная выдержка.
— Так чем же ты все-таки занимался?
— Делал погоду!
— Как «делал погоду»? Что это значит?
— Разве я не говорил тебе? Я же метеоролог-эксплуатационник и каждый день делаю погоду!
— Вот оно что! — Она задумчиво посмотрела на него и умолкла.
Тут мне на одно мгновение почудилось, что он нравится ей. Они шли рядышком, он прижимал ее согнутую руку к своему боку, а она все время заглядывала ему в лицо. «Неужели опять? — подумал я, но потом отогнал эту мысль. Нет, у нее, скорее всего, был какой-то план, который она и проводила в жизнь.
— Так мы пойдем куда-нибудь? — еще раз спросил он.
— Нет, Джованни. Просто погуляем. А потом ты проводишь меня в гостиницу.
— Может быть, зайдем ко мне?
— Ты сошел с ума! — В ее голосе не было решительности, и мне еще раз пришло в голову, что она неравнодушна к нему. — К девяти вечера я должна быть в гостинице «Старый Томас», — уже более уверенно добавила она.
— Ты не представляешь, как огорчила меня! Ты отказалась от всего, что я тебе предложил.
— Джованни, а ты можешь выполнить мое желание?
Горячее желание!
— Любое!
— Послушай, устрой завтра дождь. Ливень с громом и молниями здесь, в старом Таллине. В этой коробке со стеклянной крышей… Хороший дождь с громом!
— Это запрещено, — сказал он, но, помолчав, вдруг согласился. — Ладно, сделаю, хотя грома и не люблю.
— Обязательно с громом и молниями, слышишь, милый!
Он странно посмотрел на нее и кивнул.
К десяти вечера я ждал их у «Старого Томаса». Они скоро пришли. Постояли недалеко от меня. Минут пятнадцать она отбивала его поползновения зайти к ней. Потом они расстались, она вошла в гостиницу, а он зашагал в белесый эстонский вечер, насвистывая что-то бравурное.
Вид у него был самодовольный. Я двинулся вслед за ней. Поднимаясь по лестнице, покрытой ярким цветастым ковром, я любовался ее ногами и фигурой. Красивая женщина, она действительно могла покорять мужчин. У номера, пока она открывала дверь, я ее догнал.
— Тамара! — Она обернулась.
— Кто вы? Что вам нужно?
Я отлепил дурацкие усики и кое-как протер лицо платком.
— Не узнаешь?
— Не-ет.
— Я Альберт, друг Алека!
— ??
— Мне надо с тобой поговорить.
Она распахнула дверь. Я вошел первым, она — за мной.
— Что тебе от меня надо, Альберт? Нет Алека, нет его друзей, и я не могу понять, зачем ты здесь? Зачем я тебя впустила?
— Вот именно. Зачем ты меня впустила? Предложи мне сесть.
— Садись. — Она собиралась с мыслями. — Так что тебя привело сюда?
— Я следил за вами обоими сегодня и слышал твою просьбу устроить дождь. С громом и молниями! — сказал я, устраиваясь в удобном гостиничном кресле.
— Ну и что? — Она немного смутилась.
— У меня несколько вопросов. — Нельзя было давать ей опомниться. — И первый — зачем ты разыскала его?
— Ах, ты хочешь знать, зачем я его отыскала? — Она разозлилась и от этого похорошела еще больше. — Так вот, я его не разыскивала! Я приехала сюда на экскурсию и неожиданно наткнулась на него. На улице. И увидев его, такого самоуверенного, спокойного, цветущего, более цветущего, чем тогда… со мной, я пришла в ярость. Да, в ярость! — Она говорила зло, ее глаза потемнели от негодования. — Ты знаешь, как я жила все это время? Нет? Так послушай. Меня починили врачи. Полностью привели в порядок, даже внешность. Мне это стоило трех месяцев жизни, и черт с ними, недорогая цена. Я знала, что ему стерли память, и радовалась этому. Да, радовалась! Но мне память не стерли, понимаешь? Мне оставили этот ужас.
И страшную ночь, с грохотом и молниями. И убийство. Мгновенный ужас и страшную боль. И небытие. Оставшееся время я носила ужас и боль в себе. Я не верила ничьим чувствам. Ужас давил на меня. И когда я встретила Алека, спокойного, уверенного, гуляющего по свету без воспоминаний, я решила, что это несправедливо. Вопиюще несправедливо! Никаких мук, никаких переживаний! Сладкая жизнь!
— И ты решила отомстить.
— Я решила все поставить на свои места.
— А для этого замыслила убийство совсем другого человека? — Я был безжалостен к ней, мне казалось, что так нужно. — Сама пошла на преступление, так как сообщение осужденному его прошлого после приведения приговора в исполнение — уголовное преступление!
— Что ты тычешь мне в лицо свои законы?! В моем деле я закон! Впрочем, это не имеет сейчас никакого значения. — Она внезапно успокоилась и даже как-то повеселела.
— Почему?
— Потому что я поняла, что он не Алек. Нет, не Алек, а Джованни. Совсем другой человек, как ты сказал, более мужественный, более решительный. Энергичный и жизнерадостный человек. Человек дела и действия. Знаешь, Альберт, со времени моего, так сказать, излечения я непрерывно варюсь в собственных мыслях. И мне уже мерещилось, что я схожу с ума. Экскурсию по старым городам я предприняла, чтобы отвлечься, но ничего не помогало. А теперь, когда я наткнулась на него, познакомилась и увидела, каков он, меня отпустило это наваждение. Мне с Джованни, именно с Джованни, а не с Алеком, легко, приятно и просто. — Она помолчала и вызывающе добавила:
— Он мне нравится!
— Тем более, зачем тебе дождь и молнии? — Я даже выскочил из кресла.
Она кивнула:
— Глупо, конечно! Просто мысль рассказать обо всем ему, если я когда-нибудь его встречу, жила во мне слишком долго. А задним числом я все объяснила себе. Если он способен вспомнить, подумала я, пусть лучше уж сейчас, чем потом. Это же не последний дождь в нашей жизни, Альберт!
Я не смог опровергнуть ее довода. Вообще мне показалось, что я попал в зону, в которую посторонним запрещено вторгаться.
Я встал.
— Возможно, ты права. Не могу судить. И пусть будет так, как ты решила!
— Ты понял меня, Альберт! — сказала она и тоже поднялась. — Я вижу, что ты понял. И знаешь, я хочу быть любимой! Это так приятно! — Тон ее был жалобный, и мне стало стыдно.
— Ладно, — сказал я. — Пойду. Ты уж извини меня, Тамара!
— Лина. Не Тамара, а Лина. Брось извиняться, Альберт. — Она выглядела очень усталой. — И приходи к двенадцати на улицу Пикк, к дому «три сестры», мы там договорились встретиться.
— Ты все-таки боишься?
— Нет. — Она улыбнулась. — Я хочу, чтобы ты увидел, как мы оба счастливы!
Утром следующего дня я сообщил на работу, что сегодня не приду. Потом позавтракал, убрал жилье. Без пятнадцати двенадцать, как назло, заверещал видеофон. Надо было его блокировать заранее. Нечего делать, включил, На экране светился мой коллега по работе…
В конце концов я был у порога своего дома в двенадцать часов пять минут и даже успел сделать несколько шагов, когда над моей головой раздался странный шорох, а потом звук, похожий на шлепок. Стало светлее. На лицо капнуло, еще, потом еще. На асфальте и камнях появились мокрые мелкие точечки, и вдруг пошел настоящий дождь. Вначале не очень частый, он становился с каждой минутой сильнее и сильнее. Мягкий летний дождь хлестал теплыми струями, а сквозь поток воды светило солнце. Вода зашумела но старым водосточным трубам, которые, наверное, уже давно забыли вкус дождя, тротуар сделался мокрым и черным, а над каждой, теперь уже тяжелой, каплей вздымался воздушный пузырек. Сначала вода с крыш и из труб текла мутная, в этом стерильном городе-музее накопилось немало пыли по закоулкам и щелям, но чуть позже потекла светлая, как будто из родника. По улицам бежали, наскакивая друг на друга, хулиганистые ручьи и ручейки. Я сразу промок и не стал прятаться. Надо было спешить. Быстрыми шагами я двинулся на улицу Пикк, к месту свидания.