— Стоп, стоп! Почему же подальше? Надо поближе, как можно поближе, чтобы исключить потери, случайные наводки.
Инса долго не отвечала. Встала, заправила волосы под кепку и ладонями отряхнула комбинезон.
— Нельзя близко. Попробуем сначала на большом расстоянии и посмотрим… Посмотрим, как вы, работая на гиалоскопе, будете снимать показания, руководить опытом и одновременно… и одновременно лечиться… Всё дело в том, как вы будете себя чувствовать, находясь метрах в десяти — пятнадцати от протоксенусов. Количество лейкоцитов будем определять постоянно. Всё это, конечно, под наблюдением врача… Я пойду, Крэл.
«Скоро семь. Никуда я не уехал. Как же это получилось? Ага, в дверях стояла Инса, и потом этот разговор… Башня, башня, Инса тоже о башне, о лечении… А может быть, и она… Увидела тогда, на автобусной станции, и стало ей так же тепло, хорошо, так же неповторимо радостно, как и мне. Ведь бывает, бывает такое невероятное в жизни! Только как узнать, проверить? Хочет вылечить, заботится… Хук, вероятно, тоже предпочитает здоровых сотрудников больным… Не верю, не верю ей! Если смогла пойти на обман, если умеет так притворяться… Вроде и простить нельзя такое, а не удается не думать о ней… Милая, смешная… Вот убежала, со щеки масло так и не стерла. Стоит уже у ворот, Кто там с ней? Окружили ее, смеются, верно, спорят, обсуждают результаты соревнования, она размахивает руками, что-то доказывает. Бойкая и толковая. С использованием сумматора она хорошо придумала. Здорово может получиться. Это то, чего не хватало у Оверберга — протоксенусов. Их много в башне, и если не удается снимать характеристику излучения у отдельных особей, то действительно стоит попытаться суммировать. В свое время Нолан именно так и сделал. Только благодаря этому, Ваматр получил протоксенусов. Теперь надо повторить примерно то же самое. В башне разместить установку…»
С пригорка, на котором стоял гараж, башня видна была хорошо. Приземистая, серая, она ненамного возвышалась над кронами вязов. Рискнуть разве? А если действительно в ней исцеление… Почему Нолан никогда не упоминал об этой возможности? Знает он о Холпе много, подозрительно много. Занятно, кто же здесь у него «свой человек», как выражается Хук… Хук! Да ведь восьмой час уже!
Крэл почти бегом спустился с пригорка и через несколько минут, тяжело дыша, вошел в лабораторию.
— Простите, я…
— Ничего, ничего, я у вас отдыхаю, — успокоил Хук, раскуривая сигару. Тихо здесь, хорошо, а день выдался хлопотливый. Вы курите?
— Нет. Бросил.
— А я вот надымил у вас, — сокрушенно заметил Хук.
— Пустое. Здесь отличная вентиляция.
— Как вы оценили работу Ялко?
— Совещание прошло толково. Мне еще рано судить об их работе, но уже теперь я бы кое-что изменил в методике.
— Мы возлагаем на вас большие надежды, Крэл. Хочется, чтобы поскорее ушли ограничители и вы включились в работу: нам нужен фермент.
— Не подгоняйте меня. Мы ведь условились с вами — я должен иметь время, чтобы разобраться в том, что здесь происходит… и происходило.
— Вас волнует история с Лейжем?
— Хотя бы.
— Извольте. Я уже рассказал вам, как попал к нам Лейж. Приняли его в Холпе хорошо, хотя мы и знали, с какой целью он пришел, догадывались, что у него всего-навсего несколько кубиков фермента и секрет синтеза, пожалуй, ему не известен. Насторожен он тогда был больше вашего. А тут я еще затеял эту не очень остроумную игру, и получилось худо. Всё бы это, конечно, уладилось, но вот протоксенусы… В ту пору мы не знали, каким коварным может стать их влияние…
— Как, разве доктора Ваматра ничему не научила трагедия с Эльдой Нолан и Бичетом?!
— О нет, столь мощное влияние уже было изучено и найдены средства экранировки, позволяющие людям безболезненно находиться возле протоксенусов. Несчастье с Лейжем — это новый этап в познании необычайных существ. Здесь имело место более тонкое воздействие протоксенусов на человека. Подопытным случайно оказался Аллан Лейж. Никто тогда не подозревал, что протоксенусы способны на расстояний влиять не только на обменные процессы, но и на психику. К счастью, не на всех людей. Лейж оказался особенно восприимчив. Здоровяк, молодчага, уравновешенный и веселый, — кто мог подумать, что именно он поддастся легче других! Тянуло его к протоксенусам, как алкоголика к бутылке. Он боролся с этим чувством, а мы и не подозревали — и не справился с собой. Начался психоз.
— В чем он выразился?
— Неладное мы начали замечать, когда Лейж маниакально стал добиваться участия в эксперименте. Бог мой, какие он закатывал истерики! Мы подумали, что на островах он успокоится, и взяли его в экспедицию. Совершенно неожиданной для нас была его реакция на результаты опыта. Кости обезьян, начисто обглоданные лимоксенусами, он принял за кости людей.