Через час придет машина, и всё. Сколько еще простоит коттеджик Крэла?.. Что он делает там?.. Нестерпимо захотелось увидеть его. Сейчас, сию минуту!
По перекрытиям, проходящим внутри каркаса башни, она пустилась бегом, и грохот железа под ее каблуками напомнил ей страшную и так много решившую в ее жизни ночь.
За огромным стволом мертвого вяза стоял Крэл.
— Я думала, ты у себя.
— Мне захотелось в башню.
— Зачем?
— Не знаю. Вероятно, потому же, почему и тебе.
— Крэл, ты всё же остаешься?
— Да, но мне кажется… мне кажется, я буду тосковать без них.
— Без них? — Инса даже отстранилась от него.
— А без тебя… Ты ведь понимаешь, без тебя я… я не могу теперь. Просто не могу.
— Поедем вместо.
— Мне там нечего делать. Они взяли фермент сами. Зачем мне в кратер? Я не энтомолог, не биолог даже…
— Пойдем к тебе, Крэл.
В коттедже всё было вроде бы так же, как и месяц назад, но почему-то стало неуютно, сиротливо, будто этот маленький домик не мог жить в отрыве от других, теперь уже увезенных отсюда.
— Хочешь кофе?
— Если у тебя найдется рюмка коньяка.
Коньяк нашелся. Вскоре аромат наполнил коттедж, и сделалось немного веселей на душе. Теплей. От кофе, от коньяка, от желанной обоим близости.
Инса подошла к зеркалу, поправила волосы и закурила сигарету.
— Ты говорил с Ваматром?
— Да.
— И он отпускает тебя?
Крэл пожал плечами.
— В ферменте он уже не нуждается, сам па распутье. Что он может предложить мне?
Инса повернулась к нему, бросила сигарету.
— Крэл, что же происходит, Крэл?
— Мы в тупике… Есть протоксенусы, и никто не знает, почему они есть, а главное, имеют ли они какую-нибудь цель.
— Знаешь, мне понравилась твоя мысль о насекомых — сборщиках информации, о Великой Сфере Связи Миров… Если ты прав, то станет понятно, зачем протоксенусы.
— Но как проверить это? Как сделать сумасшедшую гипотезу рабочей? Мы все совершенно запутались. Все. В том числе и Ваматр.
— Ты уверен?
— Да. — Крэл налил полную рюмку и быстро выпил. — И я ничем не могу помочь в этом сложном и незнакомом мне деле. Неловко мне критиковать и только критиковать… Протоксенусы лишили меня возможности наложить вето. А ведь я шел сюда с тем, чтобы повлиять на происходящее в Холпе. Теперь не могу и, следовательно, никому не нужен. Даже протоксенусам. Впрочем, им мало кто нужен, они чертовски независимы. Даже зарождение их произошло помимо воли человека.
— То есть как это так?
— Да вот так. Зародились, и всё тут. Когда сочли нужным.
— Чепуха какая-то. Дед просто не хочет… или боится повторить…
— Он не может… Я не хотел говорить. Не имел права, собственно, и не имею… Тебе скажу, Инса. Ваматр признался: не может он. Годы бьется в своей личной лаборатории, и у него ничего не получается.
— Ты меня пугаешь.
— Нисколько. Не получается потому, что всё дело в программе. Как получили ее протоксенусы, откуда? И почему сейчас, а не тысячу или миллион лет назад?
— Крэл, ты, похоже, прав: всё дело в том, чтобы понять, как и откуда они получили программу… Ты обо всем этом говорил деду?
— Конечно. Он понял меня и согласился с тем, что я сейчас ничем не могу быть полезен. Вот разве только критиковать… Инса, останься!
— Не могу я без них, не могу без деда. Он ведь очень одинок, о нем надо заботиться, как о маленьком.
— А без меня можешь?
— Не надо так. Это недозволенный прием… Поеден в кратер.
— Нет.
— Крэл, поедем!
— Только в том случае, если пойму.
— Что поймешь?
— Пойму, откуда у них программа.
Автомобиль, увозивший Инсу, проехал через ворота и скрылся в лесу. Ворота теперь снова были открыты… День-два, он соберет свои вещи и… Куда ехать, как устраиваться, еще не было решено. Что-то надо было предпринимать, но что? Он знал одно: нигде, занимаясь какой-то другой проблемой, по сможет перестать думать о протоксенусах.
Крэл прикрыл половнику тяжелых ворот. Машинально, не думая, а пока шел ко второй, первая со скрипом распахнулась, и Крэл бросил возню с ними. Подумалось только: «Граммофончики на них завьются не скоро…» Граммофончики. Казалось, совсем недавно так трудно было переступить невидимую преграду у проржавевших ворот таинственного Холпа. Через нее помогла перейти Инса, и тогда появился в жизни лес над обрывом, открылся мир любви, надежд, покоя. Он сам лишил себя этого мира… А ведь еще не поздно. Побросать в «дисмен» чемоданы — и через час-полтора можно быть в городе.
Крэл не заметил, как вернулся в коттедж. Здесь было пережито много, и здесь захотелось побыть еще. Побыть совсем одному, в тишине. Попробовать собраться с мыслями и на что-то решиться наконец.
Время, как ни странно, шло быстро, совершенно незаметно. Отъезд из всеми покинутого Холпа Крэл откладывал с дня на день и непрестанно думал о протоксенусах. Что делают они, к чему стремятся сейчас, на новом этапе своего развития? Приходило в голову разное, но чаще всего он думал о контактах с ними. Они уже пробовали всякое. Не разумно, вероятно, а инстинктивно, по заложенной программе ищут общий язык с людьми. Даже в самой начальной стадии превращений пытались использовать для налаживания контактов музыку, как наиболее абстрактную, эмоционально высокую и общедоступную категорию… Но как направляется всё это? Откуда, зачем?.. Порой казалось: вот-вот сработает реле, давно подготовленное к такому акту, и всё станет на места. Чуть-чуть додумать, и можно будет решить… Почему, почему зародились протоксенусы? Насекомые не могут быть чужими, Ваматр прав… Как он храбро отбросил то, с чем сжился за долгие годы.
Умница, а говорят — дьявол. Впрочем, дьявол должен быть умен… Стоило ли оставлять Ваматра? Может быть, надо было всё же ехать в кратер?.. Нет-нет, ехать туда не с чем.
Как устроить дальнейшую жизнь, где и над чем работать, он так и не придумал, однако сидеть и дальше в Холпе уже было невозможно. Крэл пообедал, наскоро справившись с последней банкой консервов, закрыл чемоданы, сдвинул их в угол и вышел в парк. Попрощаться.
Багровый неуютный закат высвечивал мертвые деревья. На черных искореженных ветвях блуждали тусклые, едва теплящиеся блики. Чернела и земля, всё еще устланная иссохшими насекомыми. На земле, то тут, то там, вероятно отражаясь от какого-то глянцевого крылышка, порой разгорались пурпурные искорки. Ветра не было. Прогретый за день недвижный воздух усиливал впечатление раскаленности, созданное накатом. Пустынно, тихо. Поселок разобран и увезен, кирпичных корпусов не видно, и только торчит над обглоданным парком железный каркас демонтированной башни…
«Будто на том, съеденном лимоксенусами острове…»
Крэл шел медленно, шелестя, как опавшими листьями, сухими трупиками, валявшимися под ногами, и впечатление заброшенности всё усиливалось и усиливалось. Остров. Какой-то совсем дикий, необитаемый, вернее, покинутый всеми остров. Казалось, за тысячи миль нет ни одной живой души, и это нравилось — ведь так редко в наш век человеку удается ощутить полную отдаленность от себе подобных. Полное уединение позволяет сосредоточиться и, не расслабляясь, подчас решать такое, что обычно не поддается решению в суете и спешке будничных дел.
Крэл вздрогнул от почудившегося шороха и, когда резко обернулся, что-то яркое, алое мелькнуло в голых темных кустах. Он обругал себя за минутную трусость и направился к заблестевшему в наклонных лучах солнца предмету. Около садовой скамьи лежал транзисторный видеоприемник. Кто-то поставил его и забыл. Такой, кажется, был у Петера, а может быть и не у него. Какая разница…
Ощущение заброшенности, обитания на покинутом острове оказалось настолько прочным, что в первое мгновение Крэл никак не мог представить, как это здесь, на диком безлюдье, может вдруг появиться на экране изображение, как могут возникнуть звуки музыки.