— Ну знаете!
— Не возмущайтесь, Хук. От протоксенусов можно ожидать чего угодно…
От них ждали новых сообщений, сигналов, которые помогли бы разобраться в происходящем, но прошло около двух месяцев, а они молчали, хотя им и создали самые комфортабельные условия. Люди никак не могли догадаться, каким образом можно пустить в ход коммутаторы Великой Связи. Общение получалось односторонним. Хотели обитатели кратера — люди получали доступные их восприятию сигналы, хотели — оставляли их без таковых, заставляя довольствоваться игрой замысловатых, подчас удивительно красивых цветных полос и пятен, возникающих на экранах. Казалось, протоксенусы дразнят людей. Но наконец к концу второго месяца ожидания на экранах вновь появились изображения. По большей части это были странного вида конструкции и постройки, части каких-то замысловатых зданий, расплывчатые контуры машин, никому из наблюдателей не известных.
Однако уже начал появляться кое-какой опыт. Считалось, что наплывавшие одна на другую картины, разрозненные куски, должны были, вероятно, сложиться в общую, связную картину, как это произошло в предыдущем показе. От экранов не отходили, ожидая, что вот-вот на них возникнет что-то целостное, понятное. Вскоре так и произошло. Почему-то опять ночью. На этот раз Ваматру не пришлось нажимать на кнопку общего вызова.
Путаница на экранах прекратилась, появились четкие кадры, плавно сменявшие друг друга. Эффект присутствия возник тотчас же, рамки, ограничивавшие поле зрения, уже не воспринимались. Ощущение было такое, будто вместе с кем-то, свободно парящим в воздухе, спокойно движешься между стройных зданий, гигантских эстакад, виадуков, башен, пролетаешь над поросшими зеленью пологими склонами и вновь приближаешься к незнакомым, но приятным на вид сооружениям. Воздух чист, прозрачен, небо высокое, яркое, и в нем время от времени встречаются пролетающие люди. Крылатые и бескрылые — сидящие в легких, совсем прозрачных летательных аппаратах. Расстояние до них значительно, видны они плохо, и больше всего хочется, чтобы представился случай приблизиться к ним, рассмотреть их, узнать, каковы они.
А полет продолжается. Время идет незаметно, как бы смещается. Понимаешь, что при небольшой, сравнительно, скорости (успеваешь всё увидеть подробно), путь непонятно почему проделан огромный. Недоумение и растерянность первых минут пребывания в незнакомом мире быстро проходит. Начинаешь ориентироваться в пространстве, и становится понятным, что полет проходит по кругу. Уже узнаешь то одно, то другое особенно запомнившееся сооружение. Но с каждым новым оборотом видишь, как сооружения эти предстают в новом ракурсе, и вскоре понимаешь, что движешься по спирали, закручивающейся к какому-то центру.
А потом обозначается и центр этот — конусообразная, со срезанной вершиной гора.
Кратер потухшего вулкана.
Ажурные башни по его краям очень похожи на излучатели, установленные для протоксенусов.
Теперь облет совершается вокруг кратера, то приближая наблюдателей к башням, то отдаляя, но всё время вблизи обиталища протоксенусов.
Кратер похож на тот, в который холповцы поместили своих протоксенусов. Но только похож. Генераторы тоже напоминают те, которые установлены в Африке под руководством Лейжа. Но только похожи… Нет поселка, расположенного почти у самой кромки кратера, нет тропинки, ведущей к туннелю. В долине, открывающейся взгляду, не видно зданий вычислительного центра, биостанции. Не видны африканские зонтичные акации…
Как только начался показ, все устроившиеся у экранов боялись только одного: не прекратился бы он, не исчезли бы картины незнакомого мира. Но шел час за часом, а изображения не исчезали. Жажда всё новых и новых сведений, разумеется, была огромной, неуемной, однако утомление всё же пришло, внимание стало ослабевать. Смотрели уже не с затаенным дыханием, боясь произнести хотя бы слово, а начали подавать реплики, обмениваться мнениями о увиденном, а затем и спорить.
Большинство склонялось к тому, что протоксенусы наконец открыли людям панораму какого-то мира, несомненно далекого, населенного разумными существами, так похожими на люден и вероятно уже давно обладающими станцией Биосвязи Вселенной. Но находились и противники такого мнения, считавшие, что протоксенусы показали будущее африканского кратера, дали возможность заглянуть в то время, когда неузнаваемо преобразится Черный континент, а протоксенусы… протоксенусы составят неотъемлемую часть высокой цивилизации Земли, осуществляя обмен достижениями всех разумных существ Большого космоса.
Спор возник с новой силой, когда день на экранах стал сменяться ночью. Небо потемнело, сумрак заполнил окружающие кратер долины и, насколько охватывал взгляд, то тут, то там начали зажигаться огни. Многоцветные, веселые, перемигивающиеся в далекой дымке, они говорили о кипящей в далеких поселках жизни. От одного поселка к другому теперь особенно часто стали перелетать люди. Как светлячки в тропическом лесу, их летательные аппараты прочерчивали путь в ночи. А ночь густела, чернело небо, и ярче разгорались в нем звезды.
— Звезды! — закричал Крэл. — Звезды! Зовите астрономов. Вот теперь они нам пригодятся.
Астрономов позвали. Поначалу им пришлось нелегко. Хотя экраны были огромны, изображения великолепны, но всё же снявшие всюду огни не позволяли сделать заключение, какие же созвездия проглядывают в этом небе. Мешал астрономам и кратер. Из него время от времени поднимался нежно мерцающий, уходящий в бесконечность столб света. Но вот он угас, уменьшилось число огней в долинах, ночь уверенней вступила в свои права, и астрономы, посовещавшись еще раз, твердо заявили:
— Земля. Созвездие Южного Креста, перед нами Антарктида.
— Антарктида?!
— Позвольте, позвольте, — заговорил Лейж. — Я не специалист, но Южный Крест я знаю. Совсем не похоже!
— И не должно быть похоже. Бы видите Южный Крест, каким он был примерно сто тысяч лет назад.
С этой поры какая бы то ни было планомерная работа в лабораториях прекратилась. Всё вертелось вокруг происходящего в пультовой. Хук понимал, что ничего поделать нельзя, что просто невозможно заставить сотрудников думать, например, о прямом синтезе, когда явление, с которым они столкнулись, становится действительно грандиозным.
Никто, кроме Хука, не хотел таить открытие, но Хук именно в это время с особым рвением стал заботиться об охране тайны. Не упустить из своих рук, никому не дать воспользоваться полученными наблюдениями — стало его целью. Он еще не представлял себе, как сможет использовать совершающееся в кратере, и, может быть, поэтому откладывал решение вопроса о дальнейшей судьбе открытия. Выжидать, копить результаты и выжидать — единственное, на что соглашался глава фирмы Хук и K°.
Однако продолжать накапливать результаты не удалось. Экраны внезапно угасли. Поначалу это никого rife встревожило, так как протоксенусы не отличались постоянством, не баловали людей и сообщения свои посылали тогда, когда им заблагорассудится. Но на этот раз причина молчания была иной. Что-то крайне обеспокоило протоксенусов. Никогда еще они не были так взбудоражены, агрессивны. На главном пульте то и дело вспыхивали сигналы тревоги. Опыт, который успели приобрести люди, общаясь с ними, выращивая их и обслуживая, теперь не помогал. Успокоить ничем их не удавалось.
— Мне кажется, не совладаем мы с ними, — сказал Крэл.
— Это еще почему? — удивился Хук.
— Мои сотрудники видели протоксенуса, переползавшего через кромку кратера.
— Этого не может быть! — запротестовал Ваматр. — Они без наших излучателей не могут… А впрочем… Ах, ничего-то мы еще не знаем о них. В кратере неспокойно, это так. Вероятно, наступает какой-то неизвестный нам, наиболее бурный период их развития, и они стараются выйти из-под контроля, из-под опеки пашей. А может быть, начинает действовать общебиологический закон — стремление распространиться. Клоп и то покидает надежное убежище близ кровати…