– Тогда, - подхватил Лейж, - тогда пространство, вероятно, сжимается, обращается в нуль!
– Информация, - продолжал Крэл все увлеченней, - по-видимому, только деформируется, может быть, как-то пульсирует. Стоит лишь понять закономерность таких организующих ритмов, и мы сможем…
– Вот, вот, - теперь Ваматр перебил Крэла, - это, как в музыке: ритм организует мелодию, а мелодия в смысловом значении наиболее доходчива, образна.
– Внутренние колебания, пульсации этой субстанции организуют, объединяют, информация становится понятной, и мы, вероятно, тогда сможем воспринимать что-то происходящее на огромных расстояниях от нас, отделенное большими отрезками времени.
Хук встал, выпрямился, за ним поднялись с кресел Крэл и Лейж.
– Одна сумасшедшая идея - это хорошо. Появление сразу двух начинает настораживать. Мне становится страшновато, а вдруг подобные идеи станут возникать по законам цепной реакции.
– При помощи протоксенусов возможно и такое!
– Доктор Ваматр, не слишком ли мы преувеличиваем значение и возможности протоксенусов?
Ваматр не пошевелился, сидел понуро, заговорил устало, но твердо:
– Не думаю. Если нам удастся включиться в Биосферу Связи Миров, то только благодаря этим сумасшедшим идеям… А протоксенусы… Ведь это они дадут возможность получать информацию о далеких мирах и неведомых цивилизациях… Они и о нас начнут посылать информацию.
– Какую? Может быть, пошлют искаженную, - усомнился Лейж. - Может быть, они психи?!
– Не шутите. Все это слишком серьезно. Особенно, если они уже давно посылают сведения о Земле.
– Тогда плохо дело. Представляете, какое там может сложиться мнение о землянах, все еще решающих свои проблемы при помощи оружия!
Ваматр быстро встал.
– Я чуть не упустил случай обсудить одно предложение. Спасибо, Крэл напомнил.
– Я?!
– Да, вы помянули о исконной непримиримости, крепко живущей в людях, и я вернулся в мыслях к Нолану… Знаете, даже музыку, божественный дар, отпущенный человеку для совершенствования души, каждый воспринимает по-своему… Вот и мы с Ноланом, различно оценивая проблему, по-разному относимся к ней. Нолана надо понять. Он охвачен страхом за человечество и боится только одного: появления второго разума на Земле. Нолан бережет человеческий, земной тип Разума. Во имя этой высокой цели он готов на все. Я больше, чем он, доверяю людям, и в этом корень наших разногласий. Но ведь все это имело смысл до того, пока мы не получили первого сигнала, который позволяет думать, что не с соперником мы столкнулись, а с явлением, могущим связать миры, населенные разумными существами. Мы должны дать знать Нолану о наших успехах. Альберт Нолан должен быть с нами, а не против нас!
– Дать знать Нолану? - переспросил Хук с иронией. - К сожалению, Нолан осведомлен обо всем происходящем у нас гораздо больше, чем бы нам хотелось… Однако поздно, думаю, пора спать. Я пойду к себе и вам всем советую. Завтра опять напряженный день. А вы, Крэл, коль скоро уже поделились с нами своими идеями, наверно, тоже заснете поспокойней.
– Вы меня не поняли. Я действительно перестал спать. И вовсе не из-за возбуждающих меня идеи. Понимаете, как только я закончил схему приема" сигналов с мобильными усилителями, я не испытываю потребности в сне. Врачи не находят никаких настораживающих симптомов, чувствую я себя отлично, бодр, работать могу круглосуточно.
– Постойте, постойте, да что же это такое?!
– Еще один дар протоксенусов, - хитренько улыбнулся Ваматр.
Хук сел.
– Такой дар может оказаться не менее соблазнительным, чем непосредственный синтез…
– Но учтите, и этот дар из "рук" протоксенусов. Хотят - одарят нас, а не захотят…
– Толково ли медики произвели проверку, Крэл?
– Да, пожалуй. Кроме тщательного обследования, которому я подвергся у невропатолога, физиолога и психиатра, я проделал следующее. Несколько ночей проводил здесь, у кратера, а затем уезжал в долину. На биостанции, там у них небольшой отель, я спал много и с удовольствием. Там влияние протоксенусов, вероятно сумевших по-новому организовать торможение и отдых клеток моего мозга, почти не сказывалось.
– Жаль.
– А вы, Хук, - съехидничал Ваматр, - уже и возрадовались, замыслив наладить выпуск таблеток?
Шутка рассердила Хука, он побагровел, резко повернулся к Ваматру, и Лейж поспешил разрядить обстановку:
– Кстати о биостанции. Не нравится мне эта биостанция. Боюсь, такое соседство принесет нам неприятности.
– Ничего не поделаешь - биостанция была здесь еще до нас, как вы знаете.
– Знаю, но вот теперь… Похоже, что там, стараясь находиться к нам поближе, приютились субъекты, готовые выведать как можно больше о наших делах.
– Почему у вас возникли подозрения?
– Многое настораживает. В частности, мне показалось странным, зачем наш лаборант… Словом, я видел его на биостанции, и он поспешил удрать оттуда, чтобы не попасться мне на глаза.
К удивлению Крэла, Хук никак не прореагировал на сообщение Лейжа.
– Вероятно, Крэл, - сказал Хук, - приобрести эти мобильные усилители придется. Хотя бы для того, чтобы проверить, действительно ли ваша новая схема приема сигналов понравилась протоксенусам. Они уже щедро отблагодарили вас, давая возможность не терять по восемь часов в сутки, фактически продлевая вашу жизнь на одну треть. Ну что же, может быть, они и в самом деле показывают таким способом, что мы на верном пути. Попробуем усилители. Оформляйте заказ. - Хук зевнул, прикрывая рот. - Простите. Хорошо Крэлу - он теперь может и не спать, а вот мы грешные… Пойдемте, друзья. Спокойной ночи!
Как только Лейж занялся выпытыванием у протоксенусов секрета синтеза, он в лице Петера Ялко приобрел лютого врага. Ялко никому не давал покоя, настаивая на смягчении режима для протоксенусов, но мало у кого находил поддержку. Азарт охватил всех. Теперь не только Хук, а и Крэл, Инса, почти все сотрудники Ваматра, раздраженные упрямством выращенных ими питомцев, во что бы то ни стало хотели сломить их сопротивление. Большинству этого хотелось вовсе не для того, чтобы воспользоваться какими-то благами, нет, просто люди представить себе не могли подобного неподчинения.
В помещениях, наскоро оборудованных возле Главной пультовой, работа велась круглосуточно. Маленькую комнату, примыкавшую к застекленному балкону, висевшему над кратером, оккупировал Ваматр. Он распорядился перенести туда свою узкую железную кровать и там, почти не выходя на воздух, проводил большую часть суток. Крэл, тоже по многу часов сидевший в пультовой, нередко слышал, как поздно вечером, ближе к ночи, Ваматр играл на скрипке. Страсть его к музыке не угасла, но теперь он играл только для себя. Играл плохо. Это понимал даже Крэл, начисто лишенный музыкальности. Однако и плохая игра, судя по показаниям приборов, подбадривала протоксенусов. Теперь не они влияли на Ваматра, а он своими замысловатыми, непонятными людям импровизациями оживлял, поддерживал их, содержащихся на скудном лучевом довольствии.
Прошел месяц, а Лейж так и не порадовал Хука надеждой добыть у протоксенусов секрет синтеза. Излучали они слабо, никаких изображений на экранах не появлялось, и Крэл, не дождавшись получения усилителей, начал обдумывать план атаки на Хука. Однажды, когда в пультовую зашел Ялко, Крэл решил ему рассказать о своем намерении добиться отмены "санкций", применявшихся к протоксенусам.
– Петер, вы правы, надо прекратить это, - начал он, показывая на график жестокого режима. Ялко поднял на Крэла свои узкие глаза и чуть-чуть улыбнулся. Впервые за последнее время Крэл обратил внимание на то, как выглядит Ялко, и огорчился происшедшей в нем перемене. Тоскливый взгляд, сероватый цвет лица, появившиеся вдруг морщинки - все говорило о том, что он, очевидно, болен. - Вы плохо себя чувствуете? К врачам обращались? Может быть, здесь, в горах, в Африке…
– Ах, Крэл, не-в горах дело… Ведь их держат в ужасных условиях, а я ничего не могу поделать. Мне больно… Все так жестоки… Даже Инса… Инса. Она колючая, дерзкая, но ведь это так, внешне. У нее доброе, чуткое сердце, она умница… Она особенная… Я очень страдаю… Их держат без радиации, и даже Инса… Ведь она могла помочь нам…