– И моя тоже, - перебил меня дядя. - Но мои чудеса опираются на науку, как недавно писали в журнале "Знание".
– Кто писал?
– Два академика и один профессор. Известные всему миру ученые. Их авторитета достаточно, чтобы любую гипотезу превратить в теорию. Я вырезал эту статью и показываю всем, кто сомневается в научности моих чудес.
У меня не было ни сил, ни желания читать дальше книгу, которая называлась "Чья-то жизнь". Во-первых, в ней описывалась не чья-то жизнь, а моя собственная, а, во-вторых, я как раз дочитал до того места, где от меня ушла моя жена, забрав картину Петрова-Водкина, чемодан, три скатерти, четыре полотенца и скрипку, на которой я так любил играть.
Я вырвал из книги те страницы, где описывался уход жены, и поднес к ним горящую спичку. Пепел я бросил в мусорную корзину и подбежал к окну.
Я подбежал к окну и увидел то, что я только что сжег. Страницы ожили. За окном я увидел Виктора и свою жену Клаву.
– Я ушла от тебя, - сказала Клава своим мелодичным голосом школьной учительницы.
– Когда? - спросил я.
– Это не так уж существенно, - сказала она. - Ведь я явилась к тебе из будущего вовсе не для того, чтобы напоминать тебе о прошлом.
– А для чего?
– Не знаю. Мне просто захотелось повидать тебя, поговорить с тобой.
– А почему ты ушла?
– Разочаровалась. И потом твое безобразное поведение в институте… Но не в этом дело. Я полюбила другого.
– Зачем же ты пришла? Зачем? Ведь это произойдет нескоро. Ты не имела права нарушать хронологию, изменять законам природы.
– Это все твой дядя. Он, тебе это известно, волшебник. Творит чудеса, утвержденные в какой-то комиссии. Забыла ее название. Он вызвал меня из будущего. И вот я пришла. Не думай, что это очень приятно - попадать в прошлое. А главное, не легко. У меня до сих пор болит голова и шумит в ушах. Я передвигалась со скоростью, превышающей скорость света.
– Такой скорости не существует, - сказал я. - Это доказал еще Эйнштейн.
– Твой дядя принципиально не согласен с Эйнштейном. Он волшебник. Я никогда не верила ни в чудеса, ни в волшебство, считая все это мраком. Но я стала жертвой какого-то ужасного эксперимента. Познакомься, это мой муж Виктор.
– Мы уже знакомы, - сказал я. - Хотя этого еще не произошло.
– Чего?
– Ты знаешь, о чем я говорю.
– Но это произойдет.
– Я не хочу. Не желаю. Пойми меня.
Клава усмехнулась.
– Судьба, - сказала она. - Она сильнее наших желаний.
– А что ты теперь делаешь? По-прежнему преподаешь в школе?
– Не в той. Из той я ушла по причине плохого характера директора. Теперь я работаю в английской.
– А ты не вернешься ко мне?
– Нет. Мне нравится моя новая жизнь. Виктор очень любит меня. Он не мешает мне проверять детские тетрадки. Мы ходим не в кино, а в театр. А летом уезжаем загорать в Коктебель.
– Отлично, - сказал я. - Вы превосходно проводите время. Но для чего ты явилась сюда? И почему твой Виктор молчит, словно набрал полный рот воды?
– Виктору вставили искусственную челюсть. Потому он и молчит. Привыкает. Когда он освоится с протезом, он тоже тебе скажет несколько слов. Он работает в том же институте, где работал ты, пока тебя не отчислили.
– Разве меня отчислили?
– Пока еще нет, но со временем отчислят.
– Откуда ты это знаешь?
– Откуда? Я же из будущего. А твое отчисление из института для меня уже стало далеким прошлым, как и твоя защита докторской диссертации.
– Кстати, - перебил я Клаву, - как она прошла?
– Не спрашивай об этом. Я не хочу тебя огорчать. Тебе набросали черных шаров.
– За что?
– Сам знаешь. Твое поведение в институте. И потом все хорошо знали, что ты бездарность.
Виктор, молча привыкавший к вставной челюсти, кивнул. Я отвернулся, закрыл окно занавеской и ушел в глубь комнаты, к столу, где лежала книга с вырванными страницами.
Послышались чьи-то шаги, потом стук в дверь. В комнату вошел своей быстрой легкой походкой волшебник, мой дядя.
Он взглянул на стол, где лежала раскрытая книга, и лицо его стало огорченным.
– Это ты вырвал страницы? - спросил он строго.
– Я.
– Зачем? Это же варварство - портить не принадлежащую тебе книгу. И кроме того, это библиографическая редкость, уникум. Ее нет даже в Публичной библиотеке. Куда ты дел вырванные листы?
– Сжег. А пепел бросил в мусорную корзину. Я не хотел читать о том, как уходит от меня моя жена.
– Тебе не понравился стиль? - спросил дядя. - Он показался тебе слишком старомодным?
– Нет, стиль мне понравился. Все выглядит довольно правдиво и убедительно.
– Так почему же тебя разочаровали эти страницы?
– Я не хочу, чтобы от меня ушла моя жена. Я ее люблю. И мне хочется, чтобы она жила со мной, а не с каким-то Виктором, пришедшим неизвестно когда и откуда.
– Все равно тебе не следовало портить книгу и вырывать листы. Книга написана не для тебя одного и другим могла очень понравиться, особенно то место, где описан уход твоей жены. Ты поступил неэтично и поставил меня в неловкое положение. Книга принадлежит не мне. И я даже не знаю, что сказать ее владельцу.
– А кто ее владелец?
Дядя смутился и вытер лоб носовым платком.
– Кто владелец этой странной книги? - спросил я.
– Я не отвечу на этот вопрос, - сказал дядя тихо и сел на диван.
– Почему? Разве это государственная тайна?
– Нет. Но я дал слово этому человеку хранить молчание.
– А кто написал эту книгу? Имя автора почему-то не указано.
– Эту книгу, - сказал дядя, - написал Марк Твен, великий американский писатель.
– Марк Твен? - удивился я. - Он умер задолго до моего рождения, и откуда он мог знать мое прошлое и даже будущее?
– Угадал, - сказал дядя. - Обладал даром предвидения. Он был великий реалист.
– Но почему эта книга не вошла в собрание его сочинений?
– Не знаю, - ответил дядя. - Марк Твен был большой оригинал и, возможно, указал ее в своем завещании, запретив помещать ее в собрания своих сочинений и высказав пожелание, чтобы она была сначала издана на русском языке весьма ограниченным тиражом.
– Слишком все это невероятно, - сказал я.
– А то, что ты видел здесь, гостя у меня, разве вероятно?
– Это были чудеса, которые ты творил. Надеюсь, утвержденные чудеса, одобренные общественностью?
– Не было никаких чудес. Тебе все это показалось, настолько сильное впечатление произвела на тебя книга.
– А окно? - спросил я.
– За окном ничего не было и нет. Сад. Забор. Небо. Прачечная. Все необыкновенное было только в книге, которую ты читал. Если не веришь, посмотри в окно. Сам убедишься.
Я подошел к окну и посмотрел. За окном была будничная картина: серое небо, крыши домов, прачечная, из дверей которой выбивались клубы пара.
– Неужели такое сильное впечатление могла произвести книга?
– Да, - сказал дядя. - Это довольно сильная вещь. Ее написал Марк Твен, великий американский писатель. А он, как тебе известно, был реалист.
Александр Мееров. Право вето
…Бороться с темными силами в человеке
гораздо труднее, чем совершить межпланетное
путешествие.
ПРОЛОГ. ДЕСЯТЬ ГРАММОВ НАДЕЖДЫ
Почтовый ящик был самый обыкновенный. Серый, с тремя дырочками. Если наклониться, то видно - белеет в них что-нибудь или нет. Тогда можно открыть дверцу, вытащить конверт, поскорее дойти до своей каморки и положить его на столик. Не спеша, обязательно не спеша, раздеться, согреть дыханием закоченевшие пальцы и, наконец, вскрыть конверт.
Три дырочки изо дня в день оставались черными. Вставать по утрам становилось все трудней и трудней. Денег могло хватить всего лишь на несколько дней, но и сил, вероятно, хватит ненадолго - они уходят с каждым-днем. Однако по утрам он все же вставал и отправлялся за своей дневной порцией провизии - бутылка молока и хлеб. Выходя из дома, он собирал всю волю, чтобы не взглянуть на серый ящик. Не надо. Это на обратном пути. Тогда можно будет, придя, положить конверт на шаткий столик, неторопливо снять изношенный плащ, повесить его на гвоздик…