— Вы не должны сегодня выходить на улицу. Вам надо отдохнуть.
— Я не хочу отдыхать.
— Это необходимо. — Его голос был твердым, а в глазах было внимание, и Анна покорилась.
— Я буду отсутствовать два дня. За вами будет смотреть Вера. В вашем распоряжении библиотека.
— Мне самой нельзя выходить?
— Нет.
— Я — пленница?
— Пленница иного времени. Вам некуда идти. Вы никого не знаете, вы не знаете наших обычаев, норм нашего поведения. Думаю, книги, предоставленные в ваше распоряжение, во многом помогут вам.
— Я понимаю. Но знаете, зависимое положение, в которое я попала…
Глухов взял ее за руку, и Анна не отняла руки, интуитивно поняв допустимость такого вольного обращения в конце двадцатого века.
— Я надеюсь, что за эти два дня вы усвоите в общих чертах те перемены, которые произошли за минувший век.
— Благодарю вас.
— В котором часу вы привыкли завтракать?
— Я еще не голодна. Если можно, велите подать кофе.
Глухов нажал кнопку звонка. Что-то привлекало Анну в этом человеке, от которого она теперь зависела.
— Вы уезжаете?
— Да. Я бы хотел, чтобы вы не чувствовали здесь неудобства. Скажите, что вам еще нужно?
— Не знаю. Если так и дальше будет продолжаться, я попросту лишусь всяких желаний. Ведь желание — это потребность заполнить какую-то пустоту.
Глухов улыбнулся:
— Вы опять обрели способность к философии.
— А вы знаете, какой я была прежде? — И, увидев некоторое замешательство на его лице, Анна продолжала расспрашивать: — Что вы знаете о моей прежней жизни? Ведь прошло сто лет.
— Я много знаю о вас.
— Современная техника, вероятно, распространилась и на архивные данные. Вы мне уже рассказывали о технике современной статистики. Скажите, а есть еще такое, чего люди не могут?
— Разумеется. Чем дальше развивается наука, тем больше возникает неразрешенных вопросов…
— И тем более расширяется сфера деятельности?
— Вы уже рассуждаете как современная женщина.
Анна улыбнулась. Неслышно вошла Вера с подносом, на котором был кофейник и две чашки.
— Вот и ваш кофе, — сказал Глухов.
Анна удивленно посмотрела на Веру:
— Откуда вы знаете, что я просила кофе?
— Я слышала. Ваша комната радиофицирована.
— Радио… — сказала Анна, тотчас поняв, что при помощи какого-то устройства все, что здесь говорится, можно услышать в других местах.
После кофе Глухов ушел, и Вера отвела Анну в библиотеку. Сидя за низким полированным столом, Анна листала цветные журналы на русском и французском языках, приобщаясь к современному образу жизни, а заодно к современной орфографии.
Эволюция техники, войны, революции, открытия, имена писателей современных и тех, которых еще помнила Анна, и тех, которых она еще не знала, которые появились уже без нее и успели уже умереть.
…Обедала Анна в своей серой комнате, которую про себя называла гостиной; обед принесла Вера на том же (а может, на другом — Анна уже привыкла к стандартизации) пластмассовом подносе. После обеда Анна в сопровождении Веры вышла в сад.
— Вы здесь работаете? — спросила она Веру.
— Да.
— И каковы ваши обязанности? Это соответствует горничной?
— Нет. — В этом кратком ответе послышался холодок.
— Простите, мне трудно освоиться, ведь я живу прошлым. Я хотела спросить — у вас есть должность?
— Я — научный сотрудник.
— В какой области науки?
— Мне это трудно объяснить. У вас еще мало информации, госпожа Каренина.
— Сейчас не приняты подобные обращения. Почему вы называете меня госпожой Карениной?
— Как вам будет угодно, Анна Аркадьевна. Или просто — Анна?
— Пожалуйста.
Тут Вера впервые посмотрела на Анну с некоторой теплотой:
— Трудно?
— Я подумала, — сказала Анна, — что ваша техника — не так важно. Главное — люди. Понять их, войти к ним в доверие, — вот что значит приобщиться к современности.
— Вы не совсем правы, — сказала Вера и взяла Анну под руку. — Наша техника стала неотъемлемой частью человека — физической и духовной. Ведь отнять у современного человека технику — все равно что отнять у него зрение или слух или еще какое-нибудь чувство. Техника стала биологическим придатком человека.
В душе Анна не согласилась с таким утверждением.
Они шли по неровной дорожке, поросшей по краям высокой травой. Сад, как ни странно, был запущен. Они прошли мимо покосившейся скамейки, и Анне захотелось посидеть под кронами старых вязов.