Молча дошли они до станции метро, народу на Невском было уже мало, и когда Игорь привлек ее к себе и поцеловал в губы, Анна нисколько не удивилась, она только спокойно отстранилась. Он вопрошающе смотрел ей в глаза, и она не отвела взгляда. Анна провела рукой по его светлым волосам, загибающимся над воротником жесткой крутой волной. Он снова поцеловал ее, и она снова отстранилась.
— Поедем ко мне, — предложил он и коснулся лбом ее лба.
— Зачем?
— В гости. Ты же еще не видела, как я живу.
— В другой раз.
— А почему не сегодня?
— Я не предупредила Глухова.
— Но ты же теперь ему не жена?
— Он будет беспокоиться.
— Но ты же ему не жена? — настойчиво и тревожно повторил он.
Анна поняла вопрос, и ей стало неловко за себя и за Глухова.
— Успокойся. Мы живем как чужие, каждый в своей комнате. — Анне стало легче, что они так сразу перешли на "ты". Она расценила это как еще один шаг в двадцатый век.
— Почему ты с ним не разводишься?
— Зачем? Я не собираюсь замуж, а он, вероятно, не намерен жениться.
Она хотела отстраниться, но он привлек ее к себе. Его объятие было нежным, но настойчивым. Она чувствовала, что не в состоянии вырваться, и так они стояли вплотную друг к другу на вечернем Невском, прохожих было мало, но они все же были, и хотя они проходили равнодушно и любовные сцены на улице были для них обыденными, Анна испытывала смущение.
— Я люблю тебя, — сказал он.
И ей стало тоскливо, ей очень не хотелось терять этого милого человека. Не только прогулки с ним были приятны, ей нравился и он сам, нравилось, что у него такое открытое красивое лицо, что у него такие густые, модно зачесанные волосы и такая стройная спортивная фигура и что он всегда красиво одет, и что он такой современный, — как живой символ своего времени, к которому приобщалась Анна.
— Мне пора, уже поздно, — сказала она.
— Сперва надо ответить. Я же сказал, что я люблю тебя.
— Я из девятнадцатого века, — попробовала она пошутить, — и не могу решать так, сразу.
— Тебе хорошо со мной встречаться?
— Да.
— Ты согласна быть моей?
— Разве теперь это бывает, чтобы женщина была чьей-то?
— Любовь не меняется. Это стремление к безоговорочному обладанию. Взаимному.
— Ну вот, ты сам предлагаешь нечто серьезное, что должно изменить мою жизнь, и требуешь, чтобы я ответила немедленно. Надо же подумать.
— Хорошо. Подумай.
Его теплое дыхание коснулось ее щеки. Вся замерев, она слушала это дыхание, и вновь воскресшее чувство любовной неги охватило ее. Она припала щекой к его плечу и стояла так почти не дыша — без кыслей, без воли, и могла бы так стоять вечность. Потом она подняла взгляд. Его глаза мерцали в свете ртутных фонарей, а на впадины щек легли синие тени. И тут ей представились другие глаза — черные. И темные волнистые волосы. И губы — совсем другие. "Не он! — подумала она. — Это не он! Это…" Тело ее судорожно напряглось, и она с неожиданной легкостью высвободилась из объятий Игоря. Он схватил ее руку.
— Нет, — сказала она.
— Почему? — Он прижал к губам ее руку.
— Не надо.
— Ты же меня любишь! — Он снова взял ее за плечи.
— Нет.
— Неправда. Я вижу. — В интонации его голоса появились повелительные нотки.
— Просто я — женщина. А этого еще мало. — Она отстранилась от него, зачем-то сняла с плеча сумку на длинном ремне, перевесила ее на другое плечо. — Мне не нравится, как ты себя начал вести.
— Прости меня. Но я люблю тебя.
— А я про себя еще ничего не решила.
— Ты еще будешь думать?
— Да.
— А ты будешь думать обо мне?
Она улыбнулась:
— Конечно.
Он довел ее до эскалатора. Анна, ступив на движущуюся ленту, обернулась. Игорь, уже уходящий прочь, тоже обернулся. Их взгляды встретились. Тогда он подбежал к барьеру и, перегнувшись через никелированную перекладину и не обращая внимания на удивленных прохожих, крикнул:
— Я люблю тебя!
Спускаясь на эскалаторе, Анна заново переживала этот разговор. На душе защемило. Очевидно, ни в двадцатом, ни в каком другом веке невозможна простая дружба между мужчиной и женщиной. Но тут вспомнился Большой зал филармонии, и музыка, услышанная в этот вечер. Она пьянила, как разговоры о полумистической квантовой механике и кривизне пространства. Все это было пока выше того, что она могла понять.