2. АФАНАСИЙ КОНДРАТЬЕВИЧ НАХОДИТ ВЛАЖНЫЙ ПЕСОК
Поднявшаяся высоко над горизонтом луна хорошо освещала брезентовые палатки и несколько автомашин на широких гусеницах, обычно применяемых в сыпучих песках.
У входа в одну из палаток стоял человек. Он пристально всматривался в горизонт, что-то бормоча себе под нос. Из открытого полога палатки доносились тихие звуки патефонной музыки.
Вскоре человек повернул голову в противоположную сторону и проговорил громко и раздраженно:
— Ползете?!
Это слово, произнесенное в тоне вопроса и укора, одновременно относилось и к Косте и к Люде, медленно приближавшимся к палатке.
— Что, Афанасий Кондратьевич? — весело крикнула Люда.
— А то, что гулянкой занимаетесь, товарищ Кудинова, а радиосвязь бездействует… Вон машина идет, а какая — так и не выяснено.
Костя и Люда ускорили шаг, насколько только позволил песок.
— И вы тоже хороши, товарищ Уточкин, — продолжал брюзжать Афанасий Кондратьевич, обращаясь к Косте. — Инженер Дорохов уже три раза вас спрашивал… —
К Афанасию Кондратьевичу, размахивая хвостом, подбежала собака.
— Уйди, бездельница, — тихо пробурчал Афанасий Кондратьевич. — Тоже, ходишь неизвестно где…
Палатка, куда зашли Костя и Люда, ничем не отличалась от обычной палатки геологической поисковой партии в пустыне. Под низким брезентовым потолком горела маленькая электрическая лампочка. На узких походных постелях сидели и лежали люди. На большом ящике, перевернутом вверх дном и покрытом, словно скатертью, географической картой, стоял играющий патефон. Возле него сидел человек лет тридцати, широкоплечий, с угловатым подбородком, придававшим его лицу упрямое выражение, и перебирал пластинки.
Это был инженер Андрей Леонидович Дорохов.
— Вы спрашивали меня? — обратился к нему Костя. Дорохов поднялся навстречу вошедшему и заговорил тревожно:
— Во время твоего отсутствия мне в голову пришла простая, но очень полезная мысль: не защитить ли нам винт еще дополнительной сеткой? Как ты на это смотришь?— Когда же мы успеем это сделать? Кажется, приближается машина профессора, — ответил Костя.
— А может быть, это не он. Тут ожидается машина с водой. У нас найдутся десятимиллиметровые железные прутья?
— Подождите минутку, товарищ Дорохов, — вмешалась в разговор Люда. — Сейчас я узнаю, что за машина.
Люда быстро подошла к маленькому полевому радиопередатчику, стоявшему прямо на полу, и, опустившись перед ним на колени, принялась вертеть ручки настройки.
В дверях появился Афанасий Кондратьевич Горшков, грузный, не в меру полный мужчина с угрюмым выражением лица.
— Давно бы пора… — пробурчал он, остановив свой взгляд на работающей радистке. — Музыку-то прекратите… Мешать будет, — добавил Афанасий Кондратьевич, обращаясь неизвестно к кому.
— Не надо, пусть играет. Слышимость хорошая,— проговорила Люда, надевая наушники.
Горшков неодобрительно посмотрел на пластинку. Бодрая музыка явно не соответствовала его мрачному настроению.
— Пить хочу… просто умираю… Хоть немного воды осталось? — произнес он через некоторое время, косясь на большую бутыль для воды, стоявшую в углу палатки.
— Только на самом дне. Не больше чем по одному стакану на брата, — сухо заметил один из сотрудников экспедиции, отрываясь от книги.
— Может быть, сейчас и разделим, а? Как вы думаете? — продолжал Афанасий Кондратьевич. — Машина уже подходит. Будет через час. Разделим?
Несколько голосов неопределенным тоном высказали одобрение, и бутыль с остатком воды была извлечена из угла. На ящике-столе появились стаканы. Получив свою порцию, Афанасий Кондратьевич залпом осушил стакан и принялся вытирать платком свое красное лицо, лоснящееся от пота.
— Уфф!.. — произнес он, с жадностью поглядывая на стаканы, в которых некоторые присутствующие сочли нужным оставить немного воды. Особенно его привлекал, по-видимому, один стакан, совершенно нетронутый.
В это время в палатке раздался громкий, задорный смех. Все оглянулись на Люду, сидевшую на корточках у радиоприемника. Она смеялась так, что с трудом сохраняла равновесие.
— Что случилось, товарищ Кудинова? — грозно спросил Афанасий Кондратьевич.
— База ответила мне… ой, не могу… ответила, что машина с цистерной воды… испортилась.
— Что же тут смешного?
— А как же! Ой, не могу… Ведь раньше чем к полудню завтрашнего дня… у нас не будет воды!..
Наконец Люда не удержала равновесия и свалилась на пол. Ее падение и заразительный смех вызвали смех также и у многих присутствующих. Все это совершенно взбесило Афанасия Кондратьевич а.
— Безобразие! — громко заговорил он. — Нашли чему смеяться! Радиаторы у моторов пустые. Бурильные установки простаивают, сами без воды сидим — а вам весело? Первый раз вижу такой состав экспедиции. Больше никогда не буду с вами работать!
— Что вы, Афанасий Кондратьевич! Уж и посмеяться нельзя, — пробовал кто-то успокоить Горшкова.
Но Афанасий Кондратьевич и не думал успокаиваться.
— Тоже поисковая партия! — продолжал он брюзжать. — Воду ищем, а сами сидим без воды… Не то что умыться, а даже пить нечего… Бурили, бурили, целую неделю бурили, а воды так и нет. Значит, не в том месте ведем разведку… А может быть, в этой проклятой пустыне и вообще воды нет, зря работаем.
С постели медленно приподнялась фигура в синем рабочем комбинезоне. Человек встал и молча подошел к столу. Вслед за этим его рука остановила патефон. Музыка резко оборвалась.
— Я не позволю! — решительно и твердо произнес мягкий, грудной голос.
Голос принадлежал женщине средних лет с вьющимися светлыми волосами — начальнику поисковой партии Марии Ивановне Александровой.
— Я не позволю, — продолжала она, нервно шаря свободной рукой в кармане своего комбинезона, — не позволю вам, Афанасий Кондратьевич, называть эту пустыню “проклятой”. Вы соображаете, что говорите? В этом месте трудами наших товарищей обнаружены месторождения ценнейших ископаемых. Тут должна вырасти новая добывающая промышленность, необходимая нашей стране…
— Как же, без воды вырастет… — глухо и словно оправдываясь, произнес Горшков.
— Вода нужна — значит, мы ее найдем. Найдем во что бы то ни стало. А пока я отдаю вам свой стакан. Пейте.
— Нет, нет, не надо…
Внезапно радистка подняла руку, призывая к тишине; она напряженно вслушивалась в наушники, по-видимому с трудом разбирая радиотелеграфные сигналы.
— Что нового? — тихо спросила Мария Ивановна, когда Люда принялась осторожно стаскивать наушники с головы.
— Плохи наши дела.
— Что такое?
— Совсем воды не будет! — испуганно произнес Афанасий Кондратьевич.
— Еще хуже, — ответила Люда, печально и в то же время хитро улыбаясь.
— Говорите, Люда, толком, — проговорила Мария Ивановна.
Лицо Афанасия Кондратьевича стало еще более серьезным. Он медленно приблизился к столу и сурово уставился на радистку.
Афанасий Кондратьевич Горшков, механик, заведующий буровыми машинами поисковой партии, был вечно чем-либо недоволен. Его всегда мучили мысли о том, что все делается как-то не так, и всюду он видел, как он часто любил выражаться, “непорядок”.
На нового человека брюзжанье Афанасия Кондратьевича производило удручающее впечатление. Однако сотрудники геологической партии, которым пришлось долго иметь дело с Горшковым, настолько привыкли к его вечному недовольству, что совершенно перестали обращать на это внимание. Наоборот, когда случалось, что Афанасий Кондратьевич по каким-либо делам отлучался из лагеря, многие находили, что без него становилось скучно.
Инженер Дорохов и механик Константин Уточкин, прибывшие в лагерь всего два дня назад, с удивлением смотрели то на Горшкова, то на радистку. Оки также с нетерпением ждали сообщения новости, полученной по радио.
Если машина везет профессора Полозова, прибытие которого ожидается со дня на день, то, значит, не останется времени, чтобы приладить дополнительную защитную сетку к винту автомобиля-амфибии, предназначенного для путешествия по тоннелям подземной реки.