Затем Корелин запечатал конверт и попросил Панферыча передать его рано утром, когда кончится дежурство, в канцелярию института. Неожиданно он обнял Панферыча и поцеловал его в щеку.
— Чего это с тобой? — удивился Панферыч.
Но Корелин ничего не ответил и скрылся за дверью.
Через несколько минут в проходной показался Богдыханов. Щурясь от яркого света лампы, он принялся перечитывать письмо, написанное им дома:
“Товарищи! Зачем главному инженеру рисковать жизнью! Это было бы неверно. Надеюсь провести испытание хорошо. До скорого свидания! Н.Богдыханов”.
— Забыл посмотреть одну вещь, — объяснил он Панферычу, передавая конверт. — Отдашь в канцелярию после дежурства.
“Волнуются ребята, — решил Панферыч, вспоминая о предстоящем испытании. — Это хорошо. И на них ответственность лежит большая…”
Однако когда в проходной появился Шереметьев и стал предлагать ему для передачи письмо, то в голове Панферыча зародилось смутное подозрение.
“С одной стороны, студенты строили и собирали лодку, — думал Панферыч. — Допуск у них имеется на площадку для любого времени… Препятствовать их входу не имею права… А вдруг они собираются сами уехать вместо главного инженера? Надо на всякий случай пойти посмотреть”, решил он через некоторое время.
Панферыч окликнул других вахтеров и направился с ними на площадку.
Но было уже поздно.
Когда они приближались к черной громаде лодки, яркий пучок света становился все меньше и меньше. Наконец он исчез совсем.
Это окончательно закрылся люк. Затем сразу послышалось глухое ворчанье мотора, и подбегающих людей обдал вихрь пыли и комьев сырой земли.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
ДВЕ ЗЕМЛИ
Глухое монотонное жужжанье наполняло кабину подземной лодки. Изредка корпус вздрагивал и слышался скрежет металла. Это острые стальные резцы, вгрызающиеся в землю, попадали на мелкие камни. Иногда эти камни терлись о наружные стенки, и в кабине слышался далекий протяжный визг.
Внутренность лодки была слабо освещена маленькими электрическими лампочками, вделанными в стены. Они озаряли мягким, рассеянным светом небольшое немного овальное помещение.
Первые несколько минут путешествия под землей друзья не разговаривали совершенно. По-видимому, каждый считал себя в чем-то виноватым перед остальными. Действительно, ведь каждый из них в отдельности намеревался уехать один…
Кабина была рассчитана на двух путешественников (хотя лодкой мог свободно управлять и один человек). Присутствие третьего создавало в помещении значительную тесноту. Поэтому Гоге, попавшему в лодку последним, пришлось расположиться на аккумуляторных ящиках в почти согнутом положении.
— Надо включить радиоприемник, — наконец сухо проговорил Богдыханов.
Но Корелин, сидевший за управлением, ничего не ответил. Он боялся разговора с “поверхностью”. Он представлял тот переполох, который наверное царит “там”. Уже давно летят вниз, под землю, бешеные радиосигналы с призывом вернуться. Что он на них будет отвечать? Неужели действительно возвращаться? Нет, это теперь невозможно. Еще подумают, что они струсили…
Корелин молча передал Богдыханову толстую тетрадь, лежавшую перед ним, и знаком предложил вести записи.
— Надо прорадировать, что у нас все благополучно, — предложил Гога.
С этим Корелин сразу же согласился, и через несколько секунд на поверхность земли была направлена короткая радиограмма: “Все благополучно”.
Такие радиограммы стали посылаться затем уже через определенные промежутки времени.
***
Медленно плывут перед экраном странные пейзажи. Сменяются причудливые геологические наслоения. Изредка лодка натыкается на крупные камни, и тогда глухим ударом сотрясается весь корпус.
Согласно геологическому прогнозу, мягкая порода, в которой лодка может передвигаться свободно, должна простираться на значительную глубину. Но неожиданно на экране появляется темная завеса — массив мелкокристаллического гранита. Корелин в надежде найти проход направляет луч радиолокатора вниз. Но стена уходит слишком глубоко. Приходится опускаться параллельно гранитной преграде.
Быстро течет время. Занятые наблюдениями, путешественники не ощущают его. Корелин с удивлением замечает, что они находятся под землей уже более четырех часов.
— Надо послушать, что говорит земля, — решительно заявляет Богдыханов.
Это была первая фраза, произнесенная громко. Никто не заметил, как Богдыханов, по-видимому бессознательно, назвал поверхность “землей”. Видно, крепко сидит в сознании людей уверенность, что со словом “земля” связано представление об ее поверхности. Никому не пришло в голову, что они сами находятся в “земле”, и теперь уже на значительной глубине. Корелин включил радиоприемник.
“…вам запятая желаем успеха точка”, послышалось из трубки попискивание морзянки, и на этом передача прервалась.
— Нам желают успеха! — радостно закричал Корелин. — Все в порядке, товарищи!
На экране появился просвет. Впереди уже было легко проходимое лодкой отложение известняка.
Однако радость друзей была кратковременна. Все чаще и чаще стали попадаться по пути тонкие мраморные жилки.
— Наверное, будет базальт, — угрюмо заметил Корелин. — Мрамор образовался при нагревании базальта с известняком во время вулканического периода.
И действительно, скоро волнистая стена базальта появилась впереди лодки. Однако она не преграждала путь полностью — кое-где в различных местах виднелись ущелья известняка.
— Попробуем пробраться через ущелье, — предложил Богдыханов. — Ведь надо же испытать лодку как следует
— Уг-гу-у… — подтвердил Гога.
Лодка, вздрагивая от столкновения с твердыми жилами, углубилась в узкий проход.
В кабине заметно увеличивался шум. Твердые каменные стены сильнее отражали звук, и даже без радиолокационного прибора можно было легко угадать, что лодка движется в ущелье. Так пассажиры поезда даже с закрытыми глазами узнают о проезде в тоннеле.
Все уже становится ущелье. Все чаще и чаще трутся борта лодки о каменные стены.
— Надо вернуться, — успел произнести Гога именно в тот момент, когда послышался пронзительный скрипящий звук.
Лодка остановилась, зажатая в каменных тисках.
***
В кабинет главного инженера почти бегом входит радист.
— Плохи дела, Арам Григорьевич… — говорит он еще на ходу.
— Что-о-о?
— Сигналы стали еле слышны… Последнее, что мне удалось разобрать: “…зажаты… скале… координаты…” И это все…
Геворкян медленно приподымается из-за стола и твердой походкой направляется к выходу. Он тщательно прикрывает за собой дверь кабинета.
***
Затихло жужжанье мотора, и в кабине подземной лодки наступила напряженная тишина.
Корелин включает радиоприемник и начинает настраиваться. Он внимательно прислушивается. Лицо его становится бледным от напряжения, на широком лбу выступают капельки пота.
Но все усилия были напрасны. До лодки теперь достигали лишь необыкновенно слабые, совершенно неразборчивые сигналы. Одно время Корелину казалось, что он разобрал несколько слов, но еле слышимое попискивание морзянки вскоре совсем потонуло среди монотонного шипения радиоприемника.
— Всё, товарищи… нас не слышат, — совсем тихо проговорил Корелин, снимая наушники.
— Может быть, мы их не слышим, а они нас слышат? — осторожно заметил Богдыханов.
— Гм-м… — произнес Гога таким тоном, из которого следовало, что этого не может быть.
Снова включается мотор, и кабина наполняется гулом. Судорожно дергается лодка, своим корпусом пытаясь вырваться из каменных объятий. Бесконечно долгим кажется это время. Хрустящим треском отдается в кабине борьба крепчайшей стали с камнем.
Останавливается мотор.
По предложению Гоги, отвинчиваются маленькие люки, предназначенные для взятия проб. В кабину врывается едкая известковая пыль, нагретая трением стенок.