Постоял я немного. Послушал. Ничего не слышно, кроме шума деревьев и тиканья метронома… Оставалось только выругаться и запереть дверь с помощью подпорки из найденной тут же деревянной доски.
Да, неужели я не рассказал вам, что за предмет утащил этот тип?
Представьте себе… несколько кусков стекла от разбитых плафонов!
“Что такое? — думаю. — Зачем они ему?..”
Слушатели, улыбаясь, переглянулись.
— Да… — продолжал лейтенант. — Просыпаемся мы, значит, утром и идем с Петей, чтобы осмотреть, так сказать, место ночного происшествия. Поднимаемся на второй этаж.
“Может быть, он целый плафон украл?” — говорит мне Петя, разглядывая черепки, лежащие на полу.
Нужно сказать, что я именно здесь впервые заметил, каким необыкновенно серьезным стал мой Петя. Стоит, разглядывает осколки с явно глубокомысленным видом.
“Умозаключения строит, — думаю я. — Вроде Шерлока Холмса. Ну что же, дело интересное. Я и сам, признаться, люблю такие вещи. Пускай себе…”
Однако Пете, видно, скоро надоело копаться в мусоре. Мы подошли с ним к окну, откуда был виден упавший накануне самолет.
“Знаешь что? — говорит мне Петя неожиданно. — Я, пожалуй, пойду посмотреть на подбитый “Юнкерс” вблизи. Не хочешь ли со мной пройтись?”
“Да ну его! — отвечаю я. — Зачем он мне нужен! Иди, если хочешь…”
Петя уходит, а я остаюсь один. Продолжаю смотреть в окно. Стою и вначале ничего особенного не замечаю. Проходит некоторое время; по моим расчетам, Петя должен был уже подойти к самолету. Присматриваюсь… и не верю своим глазам. Ошибки никакой быть не может. У самолета находится тот самый тип, за которым я гнался сегодня ночью. Узнаю его по фигуре, по манерам. Ходит очень торопливо вокруг самолета и как будто что-то высматривает.
Вот, вижу, поворачивается ко мне боком и тычет пальцем в хвостовое оперение… Что тут будешь делать!
Дальнейшее поведение этого субъекта стало уж совсем подозрительным. То ли он увидел приближающегося Петю или по каким-либо другим побуждениям — только, вижу, заметался от хвоста к винтомоторной группе и обратно. Я даже не сразу сообразил, что он делает. Оказывается… понимаете!.. меряет, подлец, самолет рулеткой. Торопливо как-то тянет ленту вдоль фюзеляжа.
Вот странное дело!
Ну, а Петя, естественно, показался наконец на виду и идет к самолету.
“Эх, чорт! Чем бы его предупредить?” — думаю.
Вы легко поймете мое беспокойство, если вспомните, что диверсантов и шпионов засылали к нам в то время в изрядном количестве.
Бежать к Пете на помощь, что ли?
Но вот вижу: Петя уже совсем близко у самолета. Остановился. Смотрит на манипуляции, производимые этим типом. Последний, заметив Петю, тоже остановился. Некоторое время глядят друг на друга. Затем…
В соседней комнате резко зазвонил телефон. Лейтенант извинился и поспешил к аппарату.
— Ну, и что дальше? — нетерпеливо спросил один из присутствующих, когда лейтенант возвратился.
Рассказчик медленно уселся на свое место и неторопливо осмотрел слушателей.
— Пока что ничего страшного и не произошло, — продолжал он спокойно. — Этот самый субъект неожиданно и очень быстро удалился. А Петя еще некоторое время походил вокруг самолета и возвратился в институт.
“Знаешь ли ты, кто это был? — спрашиваю я его. — Это ведь тот самый, за которым я гнался сегодня ночью!”
“Не может быть!” — отвечает Петя. Вижу, что мое сообщение произвело на него сильное впечатление.
“Что ты на меня с таким удивлением смотришь?” — спрашиваю.
“Да так, знаешь, все это очень странно… Мне кажется, что…”
Вижу, мой Петя запнулся и чего-то недоговаривает.
“Опять строит умозаключения”, — думаю.
“Ты что-нибудь заметил?” — спрашиваю.
Молчит, представьте себе, и смотрит уныло.
“Ну и чорт с тобой! — думаю. — Тоже сыщик!”
В этот день вечером, когда уже стемнело, но зажигать нашу фару было еще рано, Петя неожиданно с очень серьезным видом обратился ко мне.
“Не думаешь ли ты, — спрашивает он, — что между аварией фашистского самолета и порчей наших плафонов существует какая-то связь?”
“Очень возможно, — отвечаю, — что плафоны лопнули от взрыва, произошедшего на самолете”.
“В том-то и дело, — продолжает Петя, — что на самолете никакого взрыва не было. Я это точно установил. Весь запас его бомб был израсходован, по-видимому, раньше, или бомб у него вообще не было, а зенитный огонь, как ты помнишь, перед его падением отсутствовал”.
“Ну, так отчего он мог погибнуть? — спрашиваю. — Наших самолетов в воздухе тоже не было — я их прекрасно узнаю по звуку, — один немецкий летал”.
“Знаю, — говорит Петя, — что не было. Я много думал и все взвешивал и наконец пришел к совершенно твердому убеждению”.
Он посмотрел на меня внимательно и говорит:“Здесь существует какая-то тайна… Все это не просто так: и этот необыкновенный взрыв, слышанный нами, когда полопались плафоны, и гибель немецкого самолета, и появление человека, интересующегося даже осколками этих плафонов”.
Этот разговор оставил у меня тогда тягостное впечатление.
Стою и думаю: “Что это он за несуразные вещи говорит?” А у самого какое-то беспокойство появляется…
Лейтенант задумался, как бы что-то вспоминая.
— Обстановка сильно влияет, — продолжал он, зажигая потухшую папиросу. — Представьте себе… Находимся мы только вдвоем в огромном пустующем здании. Темнота и мрак кругом. Ветер на дворе продолжает выть… Мне начинает казаться, что наверху опять кто-то ходит. Я, конечно, ничего не боюсь, но, безусловно, подвержен влиянию внешней обстановки, как всякий живой человек. Помню, что тогда от всего этого, хотя, в сущности, были пустяки, стало мне как-то очень не по себе. Однако не надолго. “Надо, — думаю, — перебить настроение”.
“Знаешь что? — говорю я Пете. — Что это ты мне голову морочишь? Ничего таинственного здесь нет. Все это ерунда. Если человек и украл черепки, так просто в силу обыкновенного хулиганства!”
В общем, принялся его отчитывать.
Кончилось это дело тем, что Петя обиделся и перестал со мной разговаривать.
Однако, представьте себе, немного позже произошел опять подозрительный случай! Ну, конечно, если принять во внимание все то, что было у нас раньше.
Дело было вот как.
Запускает Петя свой электрограммофон, видно от скуки, и давай прослушивать коллекцию пластинок с этими самыми взрывами. Особенно он нажимает на последнюю запись и гоняет ее, можно сказать, беспрерывно.
Слушать все это мне было безусловно противно. Но чтобы окончательно не рассориться с Петей, я все это терплю и делаю вид, что отношусь безразлично.
Немного погодя решил я подойти к окну и посмотреть, какая на дворе погода — в смысле возможности налета. С этой целью отодвинул чуть-чуть светомаскировку и выглядываю осторожно в образовавшуюся щель, так, чтобы свет из комнаты не проникал наружу.
К своему удивлению, вижу: торчат у окна три каких-то силуэта. Прислушиваются. Когда я пригляделся, то, представьте себе, в числе прислушивающихся узнал опять этого самого сутулого типа. А главное — интересуется он, видно, больше остальных тем, что происходит у нас в комнате, так как ближе всех пододвинул к окну свою физиономию.
“Эге, голубчик! — думаю. — Опять появился!”
Выхватываю из кармана электрический фонарик и направляю на него луч света.
И вот на черном, ночном фоне вижу я это самое знакомое мне лицо, показавшееся в то время, ввиду моего нервного состояния, страшным и неприятно как-то оскалившим зубы. Смотрит на меня в упор неподвижным взглядом сквозь свои большие роговые очки.
Все это, конечно, продолжалось одно мгновение. Лицо сразу исчезло.
Выскакиваем мы с Петей наружу. Тщательно обыскиваем все кругом — никого нет. Да, собственно говоря, в этом нет ничего удивительного. В таком парке, как у нас, каждый легко может спрятаться даже днем.