Выбрать главу

В углу стоял мешок. Довольно большой.

— Вот, — притворно-застеничиво сказал Кот. — Мы тут собрали. Для донецких.

В мешке были разные кошачьи вкусности, лекарства и бинты-пластыри. Колбаски разные.

— Как же это ты все не слопал? — пошутил я, на что Кот так сердито фыркнул, что я поспешил извиниться за свою глупую шутку.

Таким образом на восток Украины в следующий раз отправился и мешок гуманитарки, собранной котами-леваками. Конечно, в последний момент они туда не могли не сунуть несколько брошюр «Коты за Четвертый Интернационал». Я бы, правда, сильно удивился, если бы они это не сделали.

Так вот и Агафон поехал туда.

И остался там на несколько месяцев в итоге. Когда вернулся — похудевший, весь черный, то особо много не рассказывал, что он там на фронте делал. Но красную звезду с профилем Ленина на ошейник получил. Так что что-то полезное от него видать было. Красные звезды на ошейник там псы не за хороший экстерьер получают.

Даже Кот его неделю целую по возвращению не задирал и с ним не спорил. Нет, потом-то, конечно, опять шерсть полетела. Но это потом.

Флешбэк четвертый: Планета Земля

— Нет, — сказал Королев. — Только не это.

Главный конструктор сидел за письменным столом, на котором, кроме бумаг и чертежей, стоял макет первого спутника, подаренный ему рабочими и инженерами на день рождения.

Собака сидела рядом с ним, справа.

— Сергей Павлович, а у вас есть другой вариант? — спросила она.

Королев подумал немного.

— Ну, обезьяну можно запустить. Американцы ведь запускают их в стратосферу. Шимпанзе…Собаку передернуло.

— Потому они и американцы, Сергей Павлович. Империалисты. Правильно их Никита Сергеевич похоронить обещал. Запускать обезьян — все равно, что посылать на смерть маленьких детей. У обезьян интеллект трехлетнего ребенка.

— А ты предлагаешь отправить в полет без возврата разумное существо вроде тебя или кошки?

Собака издала странный звук, который у людей означал бы хмыканье.

— Скажете тоже — кошки. Мяукающий начнет орать о возвращении к темным временам культа личности, о нарушениях социалистической законности, а в самый последний момент просто нагло телепортируется.

Королев усмехнулся.

— Ну, хомячка какого-нибудь пошлем…

Собака тряхнула головой.

— Сергей Павлович, ну несерьезно все это. Вам там нужна именно собака. Только так вы сможете убедиться, что можно послать человека, что он не сойдет с ума в условиях космоса, как некоторые ученые полагают.

— Нет, — снова твердо сказал Королев. — Я потом с этим жить не смогу. Что послал разумное существо на смерть.

Собака поднялась на все четыре лапы. Обошла стол, подойдя к главному конструктору с другой стороны. Возможно, для того, чтобы ее слова показались более убедительными.

— Природа разума собак совершенно иная, отличная от разума людей. У нас коллективный разум вообще, и мы симбиотические существа. Это очень важно. Кроме коллективного сознания, у нас еще существует коллективная память. И мы знаем, что много тысяч лет назад между вашим видом, людьми, и собаками был заключен союз. Именно он позволил вашему виду победить в соревновании с несколькими иными гоминидами, существовавшими тогда на планете. Мы, собаки, стали вашим эволюционным преимуществом. Мы помогали вам в охоте, охраняли ваши стоянки от нападений хищников, первыми бросались защищать ваших детенышей. Отдавать жизнь за людей — это наш коллективный выбор, который был сделан нами совершенно сознательно. Поэтому во время войны собаки с минами кидались под немецкие танки — мы тогда тоже умирали за вас.

Королев посмотрел в глаза собаке.

— А эсэсовские овчарки? — спросил он.

— Это наша трагедия, — сказала собака. — Доверием тоже можно злоупотребить. Не вам мне это рассказывать.

Королев промолчал.

— Теперь у нас, собак, опять есть возможность пройти впереди человека, чтобы, быть может, опять спасти ваши жизни. Вы же скоро начнете готовить молодых людей, чтобы они вышли в космос, и для нас, для меня — это не просто долг, но и огромная честь — проверить, что это возможно вообще. Для всех собак на Земле. Не лишайте нас этого, Сергей Павлович.

Королев продолжал молчать.

Собака прибегла к решающему, как ей явно казалось, аргументу.