— Я так и не сказал им своего настоящего имени, — мурлыкнул кот. — Я им вообще ничего не сказал.
— Да, товарищ Василий, — сказал один из мужчин, явно старший по званию. — Мы знаем, что ты вел себя как настоящий советский кот. Сегодня тебя доставят в Москву, первым же самолетом.
Василий ничего не ответил. Только урчал и думал про то, что в Москве он поест, наконец, сметаны. Потому что во всех этих Штатах, при всех их капиталистических богатствах, котам не поесть сметаны: про существование её американцы просто не знают.
Но вслух он этого говорить не стал. Потому что сметана — это ведь не самое главное.
Эпизод седьмой: Грааль
Любая достаточно развитая технология неотличима от магии.
Артур Кларк
Я, когда возвращаюсь с работы, иногда по дороге захожу в небольшой парк, который в свое время с трудом удалось отстоять от точечных застройщиков и который, скорее всего, нам не удастся отстоять от обнаглевших попов, которые собираются построить на его месте очередную свою церковь. Но наша безнадежная борьба еще продолжается, то есть мы, местные жители, регулярно собираем подписи и митингуем, поэтому парк пока стоит.
И я, если хорошая погода, перед тем как идти домой, частенько сажусь там на скамейку и читаю какую-нибудь распечатку, сделанную специально на этот случай. Потому что дома посидеть в тишине мне уже не удаётся. Нет, я их всех люблю, своих домашних — и людей, и хвостов, но вот сосредоточиться с ними бывает трудно.
Только я сел в этот раз и достал распечатанную на нескольких страницах свежую статью из New Left Review, как передо мной нарисовался кот. Такой обычный уличный пролетарский кот, в состоянии средней паршивости. Он сел напротив и стал меня рассматривать.
— Дать мне тебе нечего, брат, — сказал я ему с грустью. — Но если уж тебе совсем хреново, то могу сходить домой, чего-нибудь принести.
— Спасибо, — сказал кот. — Не надо. Справимся.
— Хорошо, — ответил я и хотел дальше погрузиться в статью, но кот сказал:
— Бедность — это худшая форма насилия.
— Да, — сказал я. — Ганди иногда отжигал не хуже, чем большевики. А как он помер — так и поговорить стало не с кем.
Я положил распечатку в сумку, встал, и пошел за котом.***Прошли мы через какую-то разбитую дверь в подвал. По дороге кот пожаловался, что власти начали кампанию по завариванию решетками всех отверстий в подвалы — что вызовет неизбежно проблемы у кошачьего уличного люда, который зимами в подвалах живет. — Негодяи, — сказал кот. — Не то слово, — согласился я. Когда мы пришли на место — относительно сухое помещение, освещаемое лампочкой на проводе, кот махнул мне лапой и исчез. А меня приветствовали старые знакомые. Фрау Мюллер, как называла себя немолодая женщина, сидевшая ближе всего ко мне. Звали ее, конечно, не Мюллер, и была она руководителем третьего поколения «Роте Армее Фракцион», леворадикальной террористической организации, действовавшей одно время в Германии. Жизнь занесла ее к нам и сейчас работала она гувернанткой у одного олигарха. Если бы только тот знал, кто на самом деле эта вежливая и интеллигентная немка, прекрасно владевшая русским. Рядом сидел собак по имени Ворк. Ворк был немолод, старый пёс-солдат, прошедший все войны последнего десятилетия. Он теоретически сейчас уже в отставке, но время от времени пропадает на месяц-другой — то на Ближнем Востоке, то на Восточной Украине. То в каких-то совсем экзотических местах. Третьим присутствующим был Ученый Кот. Так его все звали. Возможно, самый крупный марксистский теоретик, по крайней мере, на постсоветском пространстве. Действительно крайне умный товарищ, при этом очень оригинальный мыслитель, знакомство с которым вообще невероятная честь для каждого. Четвертым и последним на табуретке сидел Шейх. Кто-то сказал, что в нем действительно есть кровь Пророка, хотя Шейх, несмотря на свое явно восточное происхождение, был совершенно не религиозен. Впрочем, некоторые полагали, что он вообще из параллельного мира. Но это было неважно — коммунистом он был хорошим. Я видел его в деле. Не буду говорить, правда, в каком. Мне еще тут жить потому что. Ученый Кот показал мне лапой на свободную табуретку, которую я занял. — Извините, что пришлось вот так срочно, — сказал Ворк. — Да ничего, — сказал я. — Я все понимаю. Ворк кивнул Шейху. Тот достал что-то, завернутое в газету «Коммунист Ленинграда». Газету издавал Иосиф Григорьевич Абрамсон, хороший друг моего пса Агафона. Шейх с невозмутимым лицом развернул газету и я снова увидел Его.***
Я не знаю, почему Его называют чашей Грааля. Нет, при некотором напряжении можно, конечно, увидеть в этом и чашу. Наверное, средневековые люди и увидели. Я же видел скорее нечто вроде бутылки Клейна, только немного посложнее. Строго говоря, это была n-мерная фрактальная топологическая конструкция.