— Значит, помните: ничего не пейте и не ешьте здесь, потому что это небезопасно. На метро ездить не надо, вообще избегайте скопления людей. Бармалеи и все такое.
— Бармалеи? — спросила девушка.
— Ну да, религиозные фанатики-террористы.
Девушка поняла. Посмотрела на меня серьезными глазами, потом спросила:
— Тяжело вам тут?
Я пожал плечами.
— Мы привыкли уже. Молодежь так вообще ничего другого и не видела.
На территорию въехал микроавтобус. Из него выскочил знакомый мне парень, Игорь, который доставляет на своем автобусе гуманитарную помощь нашим ребятам на Донбасс.
— Вот, — сказал я ему. — Пионеры советские в гости пожаловали. Ты уж береги их.
— Постараюсь, — сказал Игорь.
— Товарищ, а мы можем увидеть своими глазами, как фашисты избивают коммунистов или сносят памятники Владимиру Ильичу Ленину? — спросил его тем временем какой-то мальчик в очках. Галстуки и пионерские значки они поснимали.
— Нет, — ответил Игорь. — Пока здесь этого нет. Это вам надо на Украину ехать. Но я крайне не советую.
Пионервожатая дала команду и ребята полезли в микроавтобус.
По дороге домой мы с Агафоном грустно размышляли над тем, как же разница в массе нейтрино в нашей Вселенной на одну миллиардную электроновольта привела нас к тому, что появились Горбачев, Ельцин и Путин. И все остальное.
Эпизод девятый: Самая опасная кошка в мире
Когда я прихожу домой, меня встречает только мой пес Агафон. Во-первых, погулять, во-вторых, рассказать мне о содержании очередного номера журнала «Под знаменем марксизма», выходившего в СССР с января 1922 по июнь 1944 года, подшивка которого, оставшаяся от моего деда, является его любимым чтением после, естественно, собраний сочинений отцов-основателей, они же МЭЛС.
Не скажу что Кот не рад моему приходу. Просто ниже его достоинства эту радость показывать (надо сказать, что мне периодически хочется, когда я пишу про него, писать местоимения с большой буквы — Его, Он… мания величия передается, короче говоря).
Но просто его время наступает позже, когда я возвращаюсь с прогулки. Не замечая Агафона — или, наоборот, глядя на него с выражением крайнего презрения, он сообщает мне, что «Вестник бури» опубликовал очередной бред, или что кот Кагарлицкого Степан прочел ему несколько отрывков из будущей книги Бориса Юльевича и что он, Кот, от услышанного в страшном раздражении.
Но в этот раз, когда я вошел, оба хвоста сидели в прихожей и смотрели на меня очень настороженно.
Последний раз такое было пару лет назад, когда произошла страшная трагедия — один пес загрыз насмерть одного кота. Случай сам по себе был жутким, но более всего пугали последствия. Даже люди почувствовали, что что-то происходит, потому что хвосты вели себя как перед землетрясением.
Никто не хотел повторения трагических событий 1940 года, в историографии известных под дурацким именем Котастрофа, поэтому срочно создали трехстороннюю комиссию, куда пришлось войти и мне.
По итогам разбирательства прошло мое предложение, то есть пес был предан остракизму и изгнан. Говорят, он удалился жить в глушь куда-то за Урал, и о нем больше ничего не слышали. Инцидент, таким образом, разрешился, но память осталась плохая.
— Что? — спросил я, нахмурившись и ожидая самого худшего.
— Понимаешь… — неуверенно начал Кот, как всегда собираясь зайти издалека, как минимум со статей Троцкого периода Первой Балканской войны, но более прямой Агафон выпалил:
— У нас тут гость. И очень опасный гость.
Кот, хоть и недовольно, но кивнул. И сказал с некоторой долей даже гордости:
— Самая опасная кошка в мире.
Я пока решил не вдаваться в детали, до которых дело непременно дойдет, а только спросил:
— Где?
— На кухне.
На кухне, на обеденном столе, застеленным простыней и клеенкой, Ленка, моя жена, делала операцию. А мой сын был у нее за помощника, подавая ей инструменты, разложенные на столе кухонном.
Ленка лечит вообще-то людей, и хорошо лечит, но последние два года во время отпуска она едет на Донбасс и лечит там раненых ополченцев и мирных жителей, пострадавших от действия украинских карателей. Иногда даже раненых пленных солдат ВСУ и добрбатов — клятва Гиппократа, ничего не поделаешь. А также лечит пострадавших от войны хвостов — как добровольцев из состава ополчения, так и некомбатантов. Кстати, те, кто считают, что если умеешь лечить людей, то лечить хвостов легко, как и наоборот, крупно ошибаются. Но у нее выбора не было, пришлось научиться.