— Прежде всего, товарищ, нужно понять то решающее звено в динамике противоречий эпохи, за которое вы вытянете всю цепь. Вы его знаете?
— Нет, — честно ответил я.
— Ну вот так, — сказал хипстер. — А без этого пустое — левачество и ребячество.
Он отвернулся и стал говорить своему спутнику что-то по-немецки.
Ожидание, повисшее над площадью, сменилось песней. Как и принято у коммунистов, когда ситуация сложная — ну, например, когда их расстреливают, толпа запела «Интернационал». На десятках языков.
Когда песня отзвучала, все стали расходиться.
Я посмотрел на Агафона. Пес довольно крупный у нас, не болонка какая-нибудь, стоял, замерев, на задних лапах.
— Ты чего, Агафон? — испуганно спросил я, но пес даже не пошевелился.
— Чего с ним? — спросил я Кота.
Тот фыркнул.
— Не каждый день, вообще-то, встречаешь двух основоположников, да еще вместе.
— Каких основоположников? — не понял я.
— Таких, — ответил Кот высокомерно.
Я недоуменно оглянулся. Парочка, стоявшая рядом с нами, растворилась во тьме.
— Ты хочешь сказать, — начал я…
— Да, — сказал Кот. — Именно это я и хочу сказать.
— Но ведь… Но ведь они умерли!
— Ха! — сказал Кот высокомерно. — Есть очень много людей, которые полагают себя живыми, хотя на самом деле умерли, как и наоборот, есть люди, про которых думают, что они умерли, но они живее всех живых.
— Вы, люди, очень многого еще не понимаете, — напыщенно продолжил Кот. — Между тем как Мультиверс очень причудливо устроен.
— Подожди, — сказал я. — Я все равно не понимаю… А где их бороды…
Кот вздохнул в своей привычной манере: «Господи, с какими-же дебилами приходиться Мне жить!»
— Бороду сбрить — дело нехитрое. Даже такую, как у товарища Карла Маркса.
Тут к нам подошла Ленка, которая сообщила, что Оболтуса, как можно было и ожидать, замели — они с товарищами на крыше вывесили плакат: «ДЕРЕВО СВОБОДЫ НАДО ПОЛИВАТЬ КРОВЬЮ ТИРАНОВ И ПАТРИОТОВ!»
И полиция истолковала этот плакат не столько как протест против будущего очередного срока нашего вечного и любимого президента, сколько как призыв к расправе над патриотами. Все-таки с образованием в нашей стране и впрямь какой-то полный провал.
А то, что слова принадлежат Томасу Джефферсону было, по нашим временам, еще и отягчающим обстоятельством: знаем мы этих ваших Джефферсонов из пиндоского Госдепа.
В общем, Ленка отправилась отбивать сына из узилища, благо, что она, как врач, была в полицейских кругах хорошо известна, и могла рассчитывать на сочувственное к ней отношение.
А мы пошли домой, где нас ждал праздничный ужин.
Агафон уже пришел в себя, но глаза его горели от возбуждения. Кот тоже бил хвостом у меня на плече, явно предвкушая момент, когда он попадет домой и начнет постить в соцсети рассказ о встрече с двумя главными классиками марксизма-ленинизма, получая в ответ от своих хвостатых и бесхвостых подписчиков и читателей тучи лайков.
Я же был крайне удручен.
— Такая была возможность спросить у них самих, напрямую — что нам сейчас делать, в ситуации стагнации социалистического движения и отмашки маятника вправо, — горько сказал я хвостам. — А вы даже не сказали мне, кто стоял рядом. Зверьё вы неблагодарное!
— Так все же тебе объяснили, — сказал Кот. — Искать главное звено. За которое браться. И тянуть.
Как ни странно, Агафон с ним согласился, коротко пролаяв: «Да! Именно!»
— Так какое оно, это главное звено? — спросил я, не ожидая, впрочем, услышать никакого вразумительного ответа. Но услышал.
— Технологии, — сказал Кот. — Буржуи сами создали то, что сведет их в могилу.
— Классовая война, — прорычал Агафон. — Социализм — или смерть.
У дома мы увидели Ленку с сыном. Агафон радостно залаял, Кот не менее радостно замяукал.
Впереди нас ждали праздничный ужин и просмотр DVD со спектаклем Театра на Таганке «Десять дней, которые потрясли мир» с участием Владимира Высоцкого. День удался, короче. Праздник не зависит от того, что какие-то временщики делают вид, что сто лет назад в России ничего не произошло.
И все-таки было обидно, что я не смог задать заглянувшим на праздник в нашу Вселенную двум очень умным товарищам несколько крайне важных вопросов. А они у меня были.